Аргентинец - Эльвира Барякина (2011)

— Потопите пароход! — надрывался капитан. — Вам с рейда вышлют транспорт, он вас возьмет!

От пристаней одно за другим отваливали перегруженные, низко осевшие суда; люди гроздьями висели на снастях. Когда подходило новое судно, толпа с воплем начинала бегать по набережной, не зная, где оно причалит. Ревели потерявшиеся дети, женщины бились в истерике. Калмык с двумя онемевшими от страха ребятами бестолково метался среди солдат:

— Где мне ехать? Куда мне?

Несколько лошадей спрыгнули в море и поплыли вслед за отчалившими пароходами.

Клим сумел пробиться к английским пристаням только к вечеру. Перед закрытыми воротами стояла громадная толпа, но она уже не бесилась, а в оцепенении смотрела сквозь ряды колючей проволоки на удалявшийся военный корабль.

Туман с гор мешался с дымом пожарищ. Кто-то решил идти на Геленджик, кто-то — вернуться в город. Клим краем уха слышал, как офицер-марковец предлагал силой захватить очередной пароход:

— Теперь каждый сам за себя…

— Не будет очередного парохода, — отозвался знакомый голос.

Клим вздрогнул: в двух шагах от него стоял Матвей Львович — в шинели с оторванными пуговицами, без фуражки.

— Где Нина? — бросился к нему Клим.

На лице Матвея Львовича играла смутная улыбка:

— А, господин аргентинец пожаловал… Нет больше Нины Васильевны: ни для тебя, ни для меня.

4

Саблин велел Нине, чтобы она таскала раненых. Пытался ее удержать, когда по окончании погрузки она кинулась назад на верхнюю палубу:

— Мне нужно в город! Там Клим!

Саблина позвал капитан, который все-таки выяснил, что на судно незаконно пробился русский лазарет.

— Фея, не спускайте с Нины Васильевны глаз, — велел доктор чернявой сестре милосердия. — Она себя не помнит: чего доброго за борт кинется.

Все это время Фея ревниво поглядывала на Нину.

— Если хотите остаться, оставайтесь, — сказала она, как только Саблин ушел.

Нина протолкалась к сходням:

— Я не могу ехать… — попыталась она объяснить английским матросам.

Они помогли ей перебраться на заваленный брошенными вещами причал. Из трубы повалил густой дым, якорная цепь с грохотом потянулась наверх.

«Ганновер» ушел в море.

Нина долго стояла у перил, глядя на огненные отблески в волнах залива. Мимо прошел последний транспорт, тянувший за собой переполненную баржу.

Толпа за колючей проволокой поредела: люди уходили сначала по одному, потом группами. Вскоре у пристаней никого не осталось.

На умирающий город быстро спускался мрак; за плотными тучами время от времени вспыхивали розовые блики взрывов: на перевале шли последние оборонительные бои.

Нина подобрала с земли шоколад, развернула обертку. Почти забытый запах, вкус… Она силилась осознать, что сделала с собой — почему не захотела спастись? «Мне не нужно такое спасение…»

В душе не осталось ничего, кроме серой апатии. Где искать Клима? Что с ним могло приключиться? Она была не в состоянии еще раз пережить его потерю.

Брошенный конь подошел к Нине и положил голову ей на плечо. Он весь дрожал, косил испуганным глазом, фыркал. В зрачке светился кружок фиолетового огня. Нина подобрала юбку и, вставив ногу в стремя, села верхом. Ветер холодил колени, непривычные к наготе.

— Пойдем домой, — проговорила она, тронув повод.

5

В городе шел погром. Улицы были заполнены золотистым отсветом пожаров, низкие облака казались кофейно-коричневыми; везде летал пепел и обгоревшие бумаги.

Нина медленно ехала посреди дороги. Мимо пробегали босяки со связками кожаных курток, ботинок и ремней. Тут же, на улице, разбивали ящики и переваливали в заплечные мешки пачки галет, дрожжей и крахмала. Невозможно было понять, почему все это экономилось и пряталось, когда в последние дни люди в Новороссийске голодали?