Аргентинец - Эльвира Барякина (2011)

Он сел на переднее сиденье.

— Трогай! — приказал водителю.

5

Все эти дни Нина жила словно подо льдом, — и вдруг ее рывком вытащили на солнце. Она ловила ртом воздух, дрожала всем телом и потерянно смотрела на Клима. Жив… Цел… Побит, как яблоко, упавшее с горы, но жив!

Он немного пришел в себя и тоже глядел на Нину так, будто не мог поверить своим глазам. Протянул руку, чтобы коснуться ее, но она испуганно замотала головой: нельзя, чтобы Шушунов с водителем догадались, кого они только что спасли.

Клим понимающе улыбнулся.

— Жив… — выдохнула Нина, чуть не плача.

Автомобиль подкатил к неотштукатуренному двухэтажному дому на Морской улице.

— Вам правда сюда, Нина Васильевна? — спросил, повернувшись, водитель.

Только сейчас она поняла, что их с Климом действительно привезли к контрразведке. Часовой на крыльце, длинная очередь родственников, пришедших справиться об арестованных, на крыше — российский флаг, разорванный ветром на три цветные полосы…

Нина достала портмоне и принялась вытаскивать деньги, но пальцы не слушались ее. Сунула все Шушунову:

— Возьми — поделите между собой.

Тот молча спрятал портмоне за пазуху.

Нина наклонилась к Климу:

— Ты можешь идти?

Он кивнул.

— Оставьте нас тут, — велела она Шушунову. — И никому ни слова. Это мой друг — вот такие случайные встречи бывают… А сейчас, пожалуйста, уезжайте.

Кривясь от боли, Клим выбрался на мостовую. Нина захлопнула дверцу, и автомобиль исчез за поворотом. Пахло морем, за голыми деревьями на набережной виднелись черно-синие волны с белыми барашками.

Нина взглянула на Клима:

— Пойдем куда-нибудь посидим.

6

Иногда слов просто нет: силишься что-то сказать и только плачешь. А Клим опять насмешничал:

— В кого же ты целилась, когда пальнула в небо? В Господа? Я тоже на него обиделся: почему, когда мы встречаемся после долгой разлуки, кого-нибудь из нас обязательно надо убивать?

— Не богохульствуй! — сердилась Нина. — Вот теперь просто не смей!

Он улыбался — с кровоподтеком во всю скулу, с разбитой бровью, но прежний — любимый, родной…

Они сидели у самой воды. Смотрели на полыхающие солнечные блики на море, на раздвинувшиеся, как занавес, облака. Дикая радость от того, что разрешили побыть бабочками-однодневками, переждать время до апокалипсиса вместе.

Клим рассказал Нине о встрече с Матвеем Львовичем:

— Наверное, это он нанял бандитов, чтобы прибить меня.

Ненависть, налетевшая внезапно, как норд-ост. Непонимание: как можно — одаривать одной рукой, а другой отнимать самое дорогое? Страх: что же теперь делать? Куда идти? Как выбираться из Новороссийска? А что, если Шушунов с водителем разболтают Матвею Львовичу, что Нина выкупила его врага — за его собственные деньги?

— Значит так, — сказал Клим, — вы с Софьей Карловной сегодня же переберетесь на французский корабль. Я, по крайней мере, буду за вас спокоен.

— Я никуда не поеду, — твердо произнесла Нина. — Мы выправим тебе документы: французы эвакуируют семьи своих граждан, ты мой супруг, значит, тебе положена виза.

Клим усмехнулся:

— Хорош родственник французской гражданки: муж вдовы ее сына. У меня ведь и паспорта нет — только удостоверение переводчика, выданное англичанами.

— В любом случае, возвращаться к Фройманам тебе нельзя. Комнату в городе не найдешь ни за какие деньги. Другого выхода нет: тебе придется жить на чердаке в нашем доме.

Клим в удивлении посмотрел на нее:

— У Матвея Львовича?

Нина кивнула:

— Тебе надо отлежаться, пока мы с Софьей Карловной будем хлопотать о визе.

— А ты будешь жить с Матвеем Львовичем внизу?

— Не болтай ерунды!

Ссориться, тут же мириться, что-то путано обещать… Нина, плача, обнимала Клима, целовала в колючие щеки, в губы: