Папа для двойняшек - Галлея Сандер-Лин (2020)

Она всхлипнула. Господи, как сказать-то ему, как найти в себе силы?

— Ярик… пожалуйста, можно к тебе?

— Идём! — он хотел её приобнять, но она инстинктивно отшатнулась.

Ярослав настаивать не стал, он вообще очень чуткий, просто пошёл рядом. Виолетта знала, что его родители сейчас на даче и в квартире кроме него никого нет. Иначе бы ни в коем случае не согласилась. И как хорошо, что у них нет вахтёра в подъезде. Только бы никто из собачников не вышел раньше времени!

Но им повезло, на пятый этаж они добрались без приключений. И только оказавшись в квартире, где витал с детства знакомый запах, Виола позволила себе расслабиться… и разрыдалась в голос.

— Эй, Виол, ну что такое? — друг снова хотел обнять и успокоить, но Виолетта опять не далась, отошла подальше. — Чего такая потрёпанная? Кто обидел? Кому в глаз дать?

Она покачала головой и прямо в коридоре сползла по стеночке на пол. Просто сидела и рыдала, выплакивая своё горе, а Ярик… постоял, посмотрел… и ушёл на кухню делать мятный чай. Он всегда его делает, когда она расстроена.

— Захочешь поговорить — приходи, — сказал из кухни. — У меня печеньки есть…

Сколько она так плакала в тишине и спокойствии? Глазам было больно, они распухли и щипали, в теле чувствовалось полное опустошение. Впервые в жизни ей захотелось выпить. Не пить, а именно выпить! Чтобы забыться, чтобы расслабиться, чтобы… Кое-как поднявшись на ноги, Виолетта побрела на кухню. Ярослав сидел на стуле расставив ноги и опершись предплечьями о бёдра. Тёр левой рукой правый кулак, напряжённо о чём-то размышляя.

— Ярик…

Он поднял на неё мрачный взгляд. Неужели и сам догадался о произошедшем?

— Выплакалась?

— Пока да, — она опустилась на стул, хотя ей сейчас хотелось лечь и уснуть. А потом, желательно, не проснуться.

— Пей! — партнёр пододвинул к ней чашку с чаем.

Подрагивающими руками Виолетта обхватила чашку, согреваясь её теплом, и приникла к бодрящему напитку, только сейчас заметив, что её колотит.

— Что с телефоном?

— Н-не знаю, — пожала плечами. — Наверное, разрядился.

Пока она пила, Ярослав молчал, потом сказал:

— Если захочешь рассказать, я выслушаю, ты знаешь.

Да, она знала. Потому и пришла. Хотя не была уверена, что хочет рассказывать… и вообще вспоминать. Но и промолчать не могла. Эмоции требовали выхода, грудь снова сдавило спазмом. Виолетта безжизненно глядела в окно на восходящее солнце нового дня. Слова полились из неё сами. Без прикрас она поведала ему, как всё было. Вернее, сообщила то, что помнила до момента «черноты», и описала своё пробуждение. Только имени Гада не назвала.

Решившись посмотреть на друга, увидела, что лицо Ярослава потемнело, взгляд заледенел, губы сжались в жесткую линию. Он стиснул кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев, дышал тяжело, шумно. А в Виоле всколыхнулось всё, что пережила, и она, не в силах держать это в себе, снова разрыдалась.

— М-мне нужно в душ… — сказала дрогнувшим голосом. — Хочу смыть с себя всё это, хочу…

— Нельзя! — возразил он. — Надо сходить в полицию, к доктору, сделать анализы… и… не знаю, что там ещё… Ты должна заявить! Знаешь, кто это был? Говори, знаешь? — и напряжённо всмотрелся в её лицо.

— Я не буду подавать заявление… — покачала головой она.

— Почему?

— Не хочу шумихи, не хочу всего того, что было недавно с той уехавшей девушкой, — от одной мысли о подобном делалось нехорошо. — Я даже не помню, как её по-настоящему звали, потому что все называли Распечатанной. Я жить тогда тут больше не смогу, понимаешь? Но вся моя жизнь именно здесь!

— Глупая, — он прижался лбом к её лбу. — Твоя жизнь там, где ты, и не важно, где будешь находиться в тот момент. Можно уехать, можно… Но сначала скажи мне, кто это был? Ты его знаешь? Он у меня землю жрать будет и кровью захлебнётся, только скажи! — и почти до боли сжал её руку.