Гнилое яблоко - Литтмегалина (2020)

Я устал; опасаюсь, мои дальнейшие излияния вы примете за последствия удара по голове. Все изложено в отчете, который я передам вам. Его высочество изволил оставить на нем отпечаток своей подошвы, но в целом документ не пострадал. Завершен он был в тот день, когда, вернувшись после вечерней прогулки, я с удивлением обнаружил в доме своего юного ученика и сразу получил удар по лбу. (молчание; легкий хрип в дыхании профессора Талоко) За давностью дела мои преступления будут осуждены общественностью, но не законом. Люди скажут, что мне повезло утаивать свои грехи так долго, но я понес наказание, и оно сурово.

Д. (осторожно) – Что вы имеете в виду?

Т. (смех) – Узнаете на вскрытии. Эта страна особенная – вам это хорошо известно, я вижу по вашему лицу. Страна Богов… моя мать была права. Боги могут спасти тебя, но, если ты преступник, они твои судьи. Они не жестоки, нет, они только возвращают тебе то, что ты дал. Где ни посеешь семена зла, они прорастут под твоими же окнами, закроют тебе дневной свет, и их шорохи будут пугать тебя по ночам.

Прочитайте мой отчет. Займитесь этим городом, помните, что бездействие – зло.

Д. – Поверьте, я сделаю все возможное и невозможное. Именно я должен.

Т. – Удачи. Мне ничем не оправдаться. Как жаль…

(тишина; натяжение пленки; щелчок выключившегося диктофона).

29. После случая

За подъемом из темной ямы Долины Пыли последовали две недели в Торикинском госпитале с вечными елями за окнами палаты. Там нас разделили – Отума (то есть, Гораша Деметриуса) отправили в стационар, а меня в реанимацию. Я спал почти все время; просыпаясь, я видел трубку, тянущуюся к моей руке, и чье-то размытое встревоженное лицо надо мной (вероятно, это все-таки были разные лица). Чувствуя себя больным и усталым, я снова засыпал.

Наконец нам было объявлено, что жить будем, но через три дня, уже в правительственном замке Закатонне, куда утащили и меня в связи с расследованием событий в Долине, мы снова полудохлые валялись на больничных койках без всякой надежды на скорое выздоровление.

Потом Деметриус внезапно и необъяснимо впал в кому и оставался неподвижным и далеким две недели, пока я терзался страхом за его жизнь и отвечал на бесчисленные вопросы странных людей, которые называли свои имена, но никогда не озвучивали свои должности. На полицейских они не походили.1 Среди них был тот рыжий парень, Илиус, которого я быстро начал называть Или́я.2 Он мне нравился, и общаться с ним было легче, чем с другими, которые были уж слишком себе на уме. Порой наши с ним разговоры затягивались до появления сердитой медсестры, оберегающей меня от переутомления с упорством достойным лучшего применения, хотя по факту, оставшись один на один со своими мыслями, я утомлялся гораздо больше.

Илия был улыбчивым и добрым, но я ощущал в нем цепкость. Его интересовала каждая мелочь. Он принимал всю эту проблему с Рарехом близко к сердцу, как что-то личное. Однажды среди прочих вопросов прозвучал один о наших отношениях с Деметриусом. Я пожал плечами, не имея внятного ответа, и он понимающе кивнул, отчего я вдруг почувствовал, что вне зависимости от моего желания уже связан с Деметриусом так плотно, что мне никогда не вырваться.

Однажды, «отдыхая» после ухода Илии (на самом деле тупо пялясь в белый потолок и морщась от дергающейся в руке боли), я осознал, что влюблен в Деметриуса. После наших враждебности, столкновений и попыток убить друг друга. При том, что моя правая рука никогда не станет прежней. Даже после Миико. Мы связаны. Война прекращается по примирению сторон.

Мы с Деметриусом могли так и остаться навсегда в Долине Пыли, если бы девушка из магазина, преодолев страх, не позвонила в полицию с сообщением, что видела находящегося в розыске подростка. Этому загулу Деметриуса предшествовало множество других.