Дом голосов - Донато Карризи (2021)

Телок с Искоркой молча разглядывают содержимое сундука. Потом подходят к Черному, что-то шепчут ему.

Я вижу Адо. Его лицо такое красивое, совсем нетронутое. Смерть была к нему милосердна. В самом деле, кажется, будто он спит.

Яростный вопль старика пронзает ночную тьму. Он оборачивается ко мне, сверлит своими никчемными глазами. В глубине этого белесого взгляда я вижу ад. Понимаю, что нужно спасаться, это единственная возможность. Поворачиваюсь и бегу, бросаюсь в темноту.

Чувствую, как старик меня хватает за левую руку. Ногти вонзаются в плоть. Хочется кричать, но я сдерживаю дыхание, оно мне еще понадобится. Мне удается ускользнуть, но на руке остаются глубокие царапины.

— Хватайте ее, не дайте ей сбежать! — в бешенстве кричит он своим деткам.

Слышу, как они бегут за мной, пытаются догнать. Телок и Искорка с керосиновой лампой. Но у них не получится. Одна спотыкается и падает, другой старается изо всех сил, но я слишком быстрая. Быстрая, как лань, всегда говорит папа. Через какое-то время я уже не слышу криков и топота позади. Слышу лишь собственное дыхание. Только тогда останавливаюсь. Я запыхалась, в ушах звенит, голова готова лопнуть. Но я одна. Понимаю, что я забежала в болото. Плакучие ивы принимают меня к себе, дают убежище.

Я так и стою под ивами. Сама не знаю, сколько времени. Мочевой пузырь разрывается, но я не схожу с места. Наконец заря занимается на небе, проскальзывает между листвой, находит меня. Я знаю, что должна вернуться, но не знаю, что меня там ждет, что я обнаружу там. Наконец набираюсь смелости и пускаюсь в обратный путь, моля бога, которого не знаю, избавить меня от горя, не дать мне потерять все.

Подходя к церкви, издалека вижу папу, на кладбище, возле каменного ангела. Он заново запечатывает смолой сундучок Адо. Я подбегаю к нему, вижу, что один глаз у него опух.

— Где вы были? — кричу я в отчаянии.

Папа ласкает меня.

— Нас связали, затащили на колокольню, но теперь они ушли, — печально повествует он. Потом замечает у меня на левой руке царапины от ногтей Черного. — Мама внутри, она тебе сделает примочку.

Я не спрашиваю, что случилось до того, как те трое заставили меня выдать, где похоронен сундук, и куда подевались наши собаки. Папа тоже ничего у меня не спрашивает. Я бы хотела что-то узнать о красных крышах и лиловой вдове, но понимаю, что больше мы никогда не заговорим об этой истории. Никогда.

— Они вернутся?

— Нет, — заверяет меня папа. — Но мы сегодня же уйдем отсюда.

22

Ханна Холл впервые назвала Адо братиком.

Там не сокровище. Там мой братик.

Джербер это воспринял как огромный прогресс.

Пациентка вышла из гипноза на счет четыре, так что даже не нужно было доводить до конца обратный отсчет. Это получилось естественно, почти как освобождение.

Рассказ о том, как открыли сундук Адо, потряс психолога. Явление на свет мертвого ребенка вряд ли было приятным зрелищем для сестрички. Особенно если оная сестричка и была виновна в его смерти.

Ханна была убеждена, что видела братика нетронутым, что труп его не разложился с течением времени. Тут не что иное, как прием, к которому прибегает психика, пересотворяя то, что девочка видела на самом деле.

Джербер представил себе ссохшееся, почерневшее, полусгнившее тельце.

Выкинув этот образ из головы, сконцентрировался на том, что записал в блокноте: детали, в которые следует углубиться во время второй половины сеанса. И все-таки сжимал в руке пуговицу, которую дала ему Ханна перед началом: единственное подтверждение того, что на нее ночью напали.

— Вы действительно думаете, что ночью на вас напал кто-то из тех троих? Я не вижу тут никакой связи с историей, которую вы только что мне поведали…

Ханна ничего не сказала. Просто поддернула левый рукав и показала старые шрамы, следы трех царапин на коже, гладкой, будто слоновая кость.