Найти и потерять себя - Натан Файлер (2020)

Что может быть сложно уложить в голове, так это то, насколько далекоидущими негативными последствиями обладают события детства, которые мы не считаем такими уж страшно травматичными. Что-то столь обыденное, как уход одного из родителей, например, повышает предрасположенность даже к самым серьезным психическим проблемам. Некоторые исследования говорят о том, что человек, испытавший психотический эпизод, с вероятностью в 2,4 раза выше среднего был разделен с одним или обоими родителями к шестнадцати годам[60][35]. Я собирался поговорить с Клэр о ситуации в целом, а не разбирать по кирпичикам детство Джо. И все же я замешкался, пытаясь подобрать правильные слова.

По правде говоря, мне было страшно говорить о даже небольшой вероятности того, что обстоятельства жизни Джо могли повлиять на его психическое здоровье. Я боялся, что Клэр может воспринять это как обвинение.

Еще совсем недавно специалисты по охране психического здоровья практиковали обвинение родителей – в особенности матерей – в том, что якобы они являются причиной того, что у их ребенка развилась шизофрения. Таково было доминирующее мнение (особенно в США) в период, когда у психиатрии случился бурный роман с психоанализом – между 1940-ми и 1970-ми годами.

Именно в это время появилась гнусная концепция «шизофреногенной матери». Матери ничего не могли сделать правильно. Они либо сводили детей с ума пренебрежением, либо, наоборот, чересчур опекали своих чад. В обоих случаях, каким-то поразительным фрейдистским и очевидно женоненавистническим образом, – это все была их вина. Нейропсихолог и академик Саймон Маккарти-Джонс считает, что именно оправданно жесткая реакция на подобные необоснованные заявления отчасти ответственна за то, что затем идеологическая лодка качнулась далеко в другую сторону. Американские родители (и другие родственники) сформировали мощные лоббистские группы, которые (конечно же!) отрицали роль родителей в развитии психических расстройств и естественным образом тяготели скорее к биологическим объяснениям. Такие группы получали существенную финансовую поддержку от фармацевтических компаний, которые, естественно, были заинтересованы в продвижении биологической концепции. Мы уже обсуждали этот тектонический сдвиг в связи публикацией DSM-III. Таким образом, объясняет Маккарти-Джонс, родители и психиатрия объединились против обвиняющего матерей нарратива психоанализа – и так биомедицинская модель шизофрении приобрела «непререкаемый политический, нравственный и научный авторитет»[61].

Сейчас, пожалуй, маятник медленно – слишком медленно для многих – движется обратно к центру, особенно в Великобритании, где в последние годы отделения Национальной службы здравоохранения, сосредоточенные на психическом здоровье, склоняются к тому, что часто называют «травма-информированным подходом» (trauma-informed practice)[62].

Частью этого подхода является профессиональная переподготовка психиатрических медсестер, которая позволит им эффективнее узнавать о пережитом в детстве насилии и других травмах. «Погодите-ка! – можете подумать вы. – Конечно же, специалисты и так первым делом выясняют обстоятельства детства и отрочества пользователей их услуг». Разумное предположение, но дело обстоит совсем не так. Большинство людей, обращающихся за помощью в сфере психического здоровья, никогда не слышат вопроса о детских травмах. Реже всего об этом спрашивают мужчин с психиатрическими диагнозами (включая шизофрению)[63].

По собственному опыту работы в психиатрических клиниках и палатах «тяжелых» пациентов я могу сказать, что никогда не чувствовал себя особенно уверенно, когда хотел инициировать подобные беседы. В палатах обычно у всех появляется ощущение, что пациенты слишком растревожены, психопатизированы или испуганы, чтобы осмысленно говорить о травматичных воспоминаниях, что в краткосрочной перспективе это только увеличит уровень стресса.