Найти и потерять себя - Натан Файлер (2020)

Это довольно удручающе, и об этом говорили и другие знакомые мне исследователи. Даже те, кто не особенно переживают за публикации своих статей в американских журналах, чувствуют, что руки их связаны. Широкий консенсус выглядит как-то так: несомненно, категоричные диагнозы (вроде депрессии и шизофрении) вводят пациентов в заблуждение. И мешают исследованиям. Но вся система клинической диагностики опирается на такие вещи, так что мы можем сделать? Дилемма еще и в том, что для проведения исследований нужно набрать группу пациентов. Очевидно, что отбирать их нужно по каким-то критериям и чаще всего – по предварительно поставленному диагнозу. Получается замкнутый круг. Как сказал мне один пожилой исследователь: «Если диагноз по DSM необходим, чтобы стать частью исследования, то если это исследование затем окажется успешным, что ж – результаты можно будет применять только к тем, кому поставили диагноз таким же антинаучным образом. Мы сами создаем себе препятствия».

И все же мы движемся вперед. Как мы узнаем ниже, существует множество теорий о том, что вызывает такие явления, которые мы называем шизофренией. Эти теории могут помочь облегчить жизнь тех, кого коснулись подобные проблемы.

Да, вокруг диагнозов беспрестанно ведутся споры, но что бесспорно, так это страдания людей. И эти страдания, к сожалению, иногда оказываются невыносимыми.

Мать

Разные смерти

Десятилетний Джо лежит лицом вверх на кухонном полу. У него закрыты глаза. Голова слегка повернута, светлые локоны разметались по полу, рядом стоит детский мольберт.

На этой фотографии я не могу разглядеть лезвие ножа, но, похоже, оно очень глубоко засело в шее ребенка.

«Он всегда любил розыгрыши», – говорит Клэр. Она показывает мне альбом в «Фейсбуке», здесь около тридцати фотографий Джо. Фото не в хронологическом порядке, поэтому мы скачем туда-сюда: от бодрого, радостного, бесконечно энергичного маленького мальчика, показывающего на камеру скейтборд или играющего с младшими братом и сестрой в семейном доме в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, к Джо-подростку, семнадцати- или восемнадцатилетнему в «открытые дни» различных психиатрических клиник Кардиффа, Уэльс.

На одной из таких фотографий семья собралась в парке Рот, известном парке викторианского периода в центре Кардиффа. Стоит ясное, холодное рождественское утро, семья собралась у озера. Клэр здесь, тут же отчим Джо – Эд и дети Клэр и Эда. Младшая сестра Джо взгромоздилась на новый велосипед. Дедушка – в смешной новогодней шапке. Джо стоит немного в стороне ото всех, у самого края кадра. Его кудрявые светлые волосы сбриты. Он очень пополнел. Лицо бледное и опухшее. Выражение – он смотрит прямо в камеру – абсолютно пустое.

Щелчок мышки – и вот снова непоседливый мальчуган: ребенок, любящий розыгрыши, мистера Бина, природу и динозавров. На фотографии он взобрался, растопырив ноги, на высоту половины дверного проема.

Сложно увязать между собой эти два образа, видеть одного и того же человека таким изменившимся за короткий период времени. «Он превратился из такого милого мальчишки в… – Клэр понижает голос. Она ищет подходящие слова. – Иногда мне было тяжело на него смотреть».

Пройдет меньше десяти лет с того момента, как Джо лежал на кухонном полу в Нью-Хейвене, притворяясь мертвым, – и он умрет один в грязной квартирке в Кардиффе. Он так и не найдет те сэндвичи, что Клэр оставила у двери. Она волновалась, что сын может быть голоден.

Ребенка можно оплакивать по-разному. Можно завидовать обстоятельствам, при которых погибли чужие дети. Этому научила меня Клэр. Можно видеть в новостях похороны солдат, погибших в Ираке, и отчаянно бороться с чувством зависти – их родители могут по крайней мере гордиться тем, как умерли их сыновья.

Можно завидовать матери, чьего ребенка унесла лейкемия. Какой чудесный малыш, какая потеря. Как благосклонно общество к тем, кто умер таким способом.