Северный Кавказ. Модернизационный вызов - Н. Миронова, Хабиб Магомедов, Наталия Зубаревич (2014)

Достаточно устойчивый приток мигрантов из сельской местности ведет к тому, что в городе во многом воспроизводится институциональная матрица сельского социума[307]. Мигранты частично селятся кланами, стремятся монополизировать определенные виды деятельности либо сегменты городского рынка. При устройстве на работу наилучшие возможности дают родственные связи. И хотя город размывает тот жесткий контроль традиционного общества, который часто характерен для сел и деревень[308], он сохраняет клановые структуры как способы «вертикальных лифтов» и ограничивает возможности самореализации в соответствии с личными качествами. Функционирование «города-паразита» фактически поддерживает тот же самый социальный порядок. Доступ к бюджетной ренте зависит от положения во властной иерархии, от родственных связей с «сильными мира сего». Тем самым и здесь закрытые структуры кланового характера оказываются доминирующими. Причем традиционные социальные отношения и система связей, обеспечивающая раздел бюджетной ренты, фактически строясь на схожих институциональных основах, взаимоподдерживаются и формируют гораздо менее открытый и гибкий организм, чем город в его традиционном понимании.

Именно в этом – одна из ключевых причин того, что для северокавказских городов характерен постоянно идущий «отрицательный отбор» – лучшая, наиболее продвинутая часть молодежи, используя социальные сети, уезжает в крупные российские города. В региональных столицах остаются в первую очередь те, кто полностью встроен в сложившуюся иерархию, либо кто по причине низкой квалификации или недостаточного адаптационного потенциала не способен найти себя в более модернизационной среде. Приведем один из ярких примеров невозможности самореализации как серьезнейшего выталкивающего фактора при принятии решения о миграции: «Уезжают те, кто себя чувствует, допустим, хорошим профессионалом. …Если человек, вот, хотел стать хирургом, выучился добросовестно, практически путь в хирургию у нас для посторонних закрыт. Потому что это тоже клановость такая, передается по наследству. Должность очень хлебная, работа. Это деньги каждая операция. И там только своим. Вот у меня есть очень близкий приятель. Их сын …мечтал стать врачом, именно хирургом. И папа не последний человек в городе. …Ну, солидный человек. Он не может деньгами этот вопрос решить. То есть если даже он министру относит там определенную сумму денег, у него министр не берет, потому что там уже все обещано и завещано. Потому что любой хирург-папа это место отдаст хирургу-сыну. Если нет сына, то и хирургу-дочке, племяннику, ну кому-нибудь своему. А если у этого Рамазана ни папа, ни мама – не медики, он туда не полезет. Такие Рамзаны уезжают. Они едут в Россию. Они там находят себе работу. Где-то в городах, в больнице».

Еще одна специфическая форма миграции – женская[309]. Городская среда на Северном Кавказе не обеспечила эмансипации женщины. Но далеко не всех современных девушек устраивают традиционное место женщины в кавказской семье, жесткий контроль за поведением со стороны родственников. «Она нормальная девушка. Но она хочет нормально, свободно дышать. Просто захотела пойти в кафе вот поздно вечером с подругой. Она хочет пойти и не думать о том, что ей теперь говорить, как оправдываться дома. Как теперь…, если встретится какой-то товарищ брата, что он скажет брату?».