На самом деле Джеффу было приятно унять всех, поделиться собственным недавно обретенным спокойствием. Со смертью Роберта Била Джефф стал единственным, кто знал имена всех его сомневающихся коллег, включая заседающих в совете, и поэтому им нужно было срочно узнать про новоявленную ясность, прежде чем они создадут какие-либо дополнительные трудности для развивающихся планов. Другими были шепчущиеся придворные и праздношатающиеся лорды, которые с восторгом слушали разговоры на частных обедах в домах, где ценился Бил, там беседы шли откровенно и бесстрашно. Джефф даст им всем понять, что он наконец-то полностью удовлетворен: человек на севере был бесспорной удачей — наследником, подходящим для этой работы, прочным, как сталь. Слухи будут плыть, дрейфовать. И, наконец, будущее застынет в представлении каждого еще до того, как наступит; будущее придет легче, спокойнее, потому что его сначала поняли и вообразили. Высшая задача разведки: представить себе будущее, а затем сгладить его приближение.

Доверенный шпион старого Роберта Била Беллок — за вином, у камина, за игровыми столами — должен был привыкнуть выдавать секреты, и после некоторых усилий он нашел в этом удовольствие, распространяя правду, чтобы избавить мир от кровопролития.

— Почему, черт возьми, ты так уверен в нем, Джефф? — спрашивали там и сям, и, конечно, Беллок не стал раскрывать причину своей уверенности, но, как и надеялся Сесил, более чем достаточно было просто услышать, как избранный Робертом Билом человек, который ненавидел католиков, как кошки ненавидят мышей, который пожирал их еще до того, как большинство окружающих появилось на свет, говорит, что он уверен в протестантских убеждениях Якова. Как будто глас Божий изрек, что прошлое осталось в прошлом, и теперь все улажено, и люди могут смотреть в будущее и думать только о своем богатстве и положении в грядущих переменах. Больше не будет ворчания из неких кварталов Лондона, не будет ропота о том, что Яков — не тот самый, и больше не будет разговоров о поддержке других надежд. Теперь этот вопрос закрыт, как и должно быть. Сесил мог перевести дух.

— Ваш человек оказал нам исключительную услугу, — сказал он Беллоку. — Но это вы придумали сюжет. Благодаря вашим талантам, Джеффри. Мы должны подумать, куда вас направить дальше.

Удовольствие Джеффа было отчетливым, как оттиск печати. Сесил признавал существование таких людей, как этот великан — они тратили столь много времени на притворство и заговоры, что, когда возвращались домой, остро это чувствовали, а потому их лица расслаблялись и становились совершенно искренними.

— Я сказал доктору, что мы найдем способ отправить его обратно в Константинополь с почетом. Я написал нашему человеку Лелло в Турцию.

— Он хочет вернуться к туркам? Значит, так и не обратился по-настоящему? Хм-м. Но, да, мы можем это сделать. Письмо ее величества султану, чтобы сопроводить его домой. Я прослежу за этим.

На севере испанский посол и папский легат написали свои собственные зашифрованные депеши из Эдинбурга: «Бог позволил мне быть свидетелем определенных событий, — писал каждый своему хозяину, не подозревая, что его подбор слов почти тожественен подбору товарища-католика. — Любой подумал бы, что обречен. Король и был обречен. Он молился об отпущении грехов вместе со священником своей жены. Он совершил последний обряд». Оба писали на латыни, но разными шифрами. «Королева Анна оказала свое влияние, как мы давно надеялись. Его преданность Матери-Церкви наконец-то подтвердилась. Еретики, убившие его благословенную мать, только укрепили истинную веру Якова. Он играет с ними, пока не воцарится над протестантами. Еретики обнаружат его своим королем прежде, чем поймут, кто он на самом деле».