Жизнь, которую мы потеряли - Аллен Эскенс (2019)

Об этом я как-то не подумал. Джанет сказала, что Карл должен умереть к Рождеству. С учетом оставшейся недели сентября Карлу было отпущено всего три месяца. Я произвел в уме нехитрые подсчеты и сразу все понял. Если Джанет права, значит жить Карлу Айверсону оставалось меньше трех тысяч часов.

– Думаю, это не лишено смысла, – согласился я.

– Так вот, я хочу тебе сказать: я буду с тобой правдивым. И отвечу на любой вопрос, который ты задашь. Я буду для тебя пресловутой открытой книгой, но я должен знать, что не трачу впустую свое драгоценное время. Ты тоже должен быть честен со мной. Это все, о чем я тебя прошу. Ну что, согласен?

Я на секунду задумался:

– А вы будете абсолютно честным? Без утайки?

– Абсолютно честным. – Карл протянул для рукопожатия руку, желая закрепить наш договор, и я взял ее, почувствовав, как под тонкой кожей руки Карла Айверсона стучат кости, словно у меня в ладони был мешок с твердыми шариками; затем Карл спросил: – Итак, почему ты не хочешь написать о матери или об отце?

– Скажем так, моя мать не слишком надежный источник информации.

Карл уставился на меня, ожидая продолжения:

– Только честно. Помнишь наш уговор?

– Ладно. Значит, честно? Прямо сейчас моя мать находится в центре детоксикации в Остине. По идее, завтра она выходит, но потом ей придется посидеть в тюрьме до начала судебных слушаний по обвинению в управлении автомобилем в состоянии алкогольного опьянения.

– Судя по всему, ей есть что рассказать.

– Но я не буду это рассказывать! – отрезал я.

Мистер Айверсон понимающе кивнул:

– Как насчет твоего отца?

– Никогда его не видел.

– А дедушки и бабушки?

– Бабушка со стороны мамы умерла, когда мама была еще подростком. А дедушка погиб, когда мне было одиннадцать.

– А как он погиб? – недолго думая, спросил Карл.

Своим вопросом он расковырял мою самую больную рану, невольно затронув тему, на которую я отказывался говорить даже с самим с собой.

– Речь сейчас не обо мне. – Мой резкий тон с ходу проложил межу, разделившую мистера Айверсона и меня. – И речь не о моем дедушке. Речь о вас. Я здесь, чтобы услышать вашу историю. Помните?

Карл откинулся на спинку кресла и впился в меня глазами, ну а я тем временем попытался придать лицу бесстрастное выражение. Мне не хотелось, чтобы он увидел тень вины в моих глазах или признаки скрытой злости в моих стиснутых зубах.

– Ладно, – произнес он. – Я не хотел бередить твои раны.

– Да нет никаких ран. Никаких ран вы не бередили. – Я постарался сделать вид, что моя неадекватная реакция – не что иное, как легкое нетерпение. И, чтобы сменить тему, я решил перехватить инициативу. – Итак, мистер Айверсон, вы позволите задать вам вопрос?

– Валяй.

– Учитывая, что вам осталось жить всего несколько месяцев, чего ради вы согласились потратить время на разговор со мной?

Устроившись поудобнее в инвалидном кресле, Карл посмотрел в окно на сохнущие полотенца и грили для барбекю, захламляющие балконы квартир через дорогу. Я заметил, как он поглаживает указательным пальцем ручку своего кресла, что невольно напомнило мне манеру Джереми мять костяшки пальцев в минуты волнения.

– Джо, – наконец произнес мистер Айверсон, – ты знаешь, что такое предсмертное заявление?

Я не знал, но попробовал угадать:

– Заявление, сделанное кем-то, кто умирает?