Учитель - Катерина Даймонд (2019)

– Видел, как его убивали? – прошептала Имоджен, с трудом ворочая губами.

Возникло странное ощущение падения. Она ждала удара, но удара все не было, а падение продолжалось. Наверное, так приходит смерть.

– Ты прорвешься, честное слово, только не засыпай. Отличный выстрел, навылет. Главная опасность ранения заключается в инфекции от застрявшей пули. А у тебя этого нет. Держись, не сдавайся.

– Не могу. – Имоджен снова заплакала.

– Просто старайся разговаривать со мной, я не дам тебе умереть.

– Хорошо. – Она всхлипнула.

Послышались сирены «Скорой помощи» и полиции.

– Тебе надо бежать. Если поймают…

– Нет, я тебя не оставлю.

– Пожалуйста, иди. Обещаю не умереть. Даю слово.

Имоджен не смогла спасти своего ребенка, спасти тех мальчиков, которых пытали лютые звери, и сейчас всей душой хотела избавить страдальца от тюрьмы. Он осторожно отстранился, снял с колен ее голову. Крепко сжал руку и… да, она могла бы поклясться… быстро поцеловал в лоб. Открылось окно, и Имоджен Грей осталась в доме одна.

– Вы меня слышите? Как вас зовут? – донесся издалека голос врача «Скорой помощи».

– Имоджен, как у Шекспира. – Она тихо засмеялась.

Рулевая стойка впилась в живот; текла моча и остановить ее не хватало воли. Впрочем, после всего сказанного и сделанного эта проблема казалась самой мелкой. Во рту было одновременно и сухо, и влажно, на зубах что-то отвратительно скрипело. Сначала показалось, что сами зубы, но потом выяснилось, что это ветровое стекло, от удара о дерево разлетевшееся на мелкие куски. Металлическая влага во рту скорее всего была кровью от множества порезов крохотными осколками.

Эдриан все еще не пришел в себя. Воспоминания о последних мгновениях медленно пробивались на поверхность сознания. Возле лица равнодушно покачивалась ветка, чувствовался влажный запах коры. Моррис неподвижно распростерся на капоте машины. Точнее, мертвое тело Морриса.

Эдриан беспомощно вскрикнул и заплакал, не в силах сдержать отчаяние. Гибель начальника означала, что теперь он никогда не найдет Тома. С самого начала существовала реальная угроза, что мальчика больше нет на свете, что Моррис убил его и все это время бессовестно лгал. А если Том жив, то как его найти? Как хотя бы выбраться из расплющенного автомобиля? Соленый вкус слез смешался с металлическим вкусом крови. Голова закружилась, подступила тошнота. Эдриан нащупал замо́к и отстегнул ремень безопасности. Ног не чувствовал, зато видел на полу свет телефона и слышал звонок. Знал, что звонит Андреа, но даже если бы смог дотянуться и произнести несколько внятных слов, не придумал бы, что сказать. Сил хватило только на то, чтобы выплюнуть стекло изо рта. Отодвинуться от руля не получилось. В глазах потемнело, и наступила ночь.

Эдриан ощутил чье-то осторожное прикосновение. Услышал отвратительный скрежет и грохот железа: «челюсти жизни» разорвали машину пополам и освободили ему путь. Тело отказывалось подчиняться сильным рукам, пытавшимся переложить его на жесткие носилки, мышцы самопроизвольно сокращались, сопротивляясь освобождению. Эдриан точно знал, что, как только очнется, потеря Тома нахлынет невыносимой болью, а потому стремился как можно дольше остаться во тьме, балансируя на грани жизни и смерти, где время вечно и неподвижно. Врач призывал его вернуться, однако Эдриан отказывался подчиниться. Хотелось закричать, чтобы его оставили в покое, позволив тихо умереть. И все же каждое мучительное дыхание возвращало к действительности, не позволяя укрыться в покореженном теле и больном сознании.

– Детектив Майлз, вы меня слышите?

Слова звучали все ближе, четче. Эдриан застонал.

– Детекив Майлз, у вас сломаны ребра и серьезно ранена голова. Больше никаких нарушений нет, так что все в порядке.

Отлично. Все в порядке. Ничего не значащие слова, которые люди швыряют направо и налево. Будет ли когда-нибудь все в порядке? Пока боль терзала и тело, и душу.