Ангелы-хранители - Дин Кунц (2019)

– Что ж, и впрямь неплохой. Однако он пришел навестить меня, чтобы предупредить, отнюдь не по доброте душевной. Он бунтует против любой власти. Когда они надавили на него, заставив признаться, что в тот вечер я звонил из его дома, парнишка на них здорово разозлился. И, проявив то же упрямство, с которым козлы бодают деревянные загородки, отправился прямо ко мне.

– Они забрали тело Аутсайдера.

– А как насчет собаки?

– Трэвис отказался показать им могилу собаки. Сказал, что выльет кучу дерьма им на голову, если они продолжат на него давить. Они поверили.

– А как себя чувствует Нора? – спросил Дилворт.

– Она не потеряет ребенка.

– Слава богу! Должно быть, это их утешит.

2

Восемь месяцев спустя, в длинный уик-энд в честь Дня труда в сентябре Джонсоны и Гейнсы собрались на барбекю в доме шерифа. Бо́льшую часть дня они играли в бридж. Лем с Карен выиграли больше, чем проиграли, что было для них нехарактерно, хотя все объяснялось тем, что Лем оставил свой фирменный стиль и уже не садился играть с фанатичным желанием во что бы то ни стало выиграть.

Из АНБ он ушел в июне. И теперь жил на доходы от денег, много лет назад полученных в наследство от отца. К следующей весне Лем планировал сменить направление работы, открыв какое-нибудь свое дело, небольшой бизнес, где он будет сам себе хозяином и сможет устанавливать себе время работы.

Ближе к вечеру, пока жены готовили на кухне салаты, Лем с Уолтом на патио жарили стейки на барбекю.

– Итак, тебя по-прежнему называют в агентстве человеком, который облажался с урегулированием кризиса в «Банодайне»?

– Так меня будут называть до скончания века.

– Но пенсию все же удалось сохранить, – заметил Уолт.

– Я ведь отдал им двадцать три года жизни.

– Хотя это вроде как неправильно, что человек может провалить самое громкое дело века, а затем в сорок шесть лет спокойно уйти на покой, получив полную пенсию.

– Три четверти полной пенсии.

Уолт вдохнул ароматный дымок, поднимающийся от жарящихся на углях стейков:

– И все же. Куда катится наша страна? В менее либеральные времена засранцев вроде тебя пороли и как минимум сажали в колодки. – Уолт снова втянул в себя запах мяса. – Расскажи-ка мне еще раз о том эпизоде у них на кухне.

Лем повторял свой рассказ раз сто, не меньше, но Уолт мог слушать до бесконечности.

– Ну, дом такой чистый, буквально вылизанный. Все надраено до блеска. И оба они, Корнелл с женой, такие аккуратные. Хорошо ухоженные. Итак, они мне и говорят, что собака умерла две недели назад. Умерла и лежит в могиле. Корнелл набрасывается на меня с кулаками, стаскивает за рубашку со стула и смотрит так злобно, будто еще немного – и свернет мне шею. А когда он меня отпускает, я поправляю галстук, разглаживаю рубашку… смотрю на свои брюки, чисто по привычке, и замечаю эти золотистые волоски. Собачья шерсть. Шерсть ретривера, чтоб мне провалиться! И разве может быть, чтобы такие аккуратные люди, пытающиеся заполнить пустоту и отвлечься, забыть о трагедии, не нашли времени прибраться в доме больше чем за две недели?

– Так у тебя все штаны были в шерсти? – спросил Уолт.

– Волосков сто, не меньше.

– Как будто собака сидела там за несколько минут до твоего прихода, да?

– Как будто приди я на две минуты раньше, то сел бы прямо на собаку.

Уолт перевернул стейки на барбекю:

– Лем, ты на редкость наблюдательный человек и должен был далеко пойти на прошлой работе. Ума не приложу, как при всех своих талантах ты умудрился так капитально облажаться с делом «Банодайна»!

И они оба расхохотались. Впрочем, как всегда.

– От судьбы не уйдешь, – ответил Лем, и оба снова расхохотались.

3

Когда двадцать восьмого июня Джеймс Гаррисон Хайатт отмечал свой третий день рождения, его мать была беременна вторым ребенком, первой сестрой Джеймса.