Тёмный ручей - Рэйчел Кейн (2019)

Я не могу сообразить, что мне делать. Часть меня говорит «беги», и эта часть достаточно сильна, чтобы заставить меня сделать пару шагов прочь. Но куда мне бежать? Позади меня озеро. Надо броситься влево, мимо фургона, и бежать к дому соседей, как сказала Кеция. Но другая, еще более сильная часть меня, говорит: «Останься. Это твой папа».

Мужчина останавливается в нескольких футах от меня и снимает капюшон. Это не мой отец, и теперь мне становится страшно, но я не могу даже шевельнуться.

Этот человек намного старше моего папы, голова у него лысая сверху, а по бокам покрыта густыми белыми волосами. У него злые глаза мутно-коричневого цвета, и когда он улыбается, то выглядит это как оскал.

– Привет, Брэйди, – говорит он. У него теннессийский акцент, как будто он из местных. – Твой папа послал меня забрать тебя. Тебе нужно сейчас поехать со мной, и я отвезу тебя к нему.

Слышу вдали вой. Полицейская сирена. Это всё неправильно, и я не понимаю, почему папа не приехал. Он испугался? Он не поверил мне? Быть может, он прав, потому что я все испортил, оставив ту записку… Это моя вина.

Сирены все еще где-то далеко.

Бут рычит. Это низкий раскатистый звук, которого я прежде не слышал – такого не слышал. То, как он рычал на нас, когда мы только-только приехали к Хавьеру, – это была игра, но сейчас Бут не играет. Я смотрю на него, а он смотрит на мужчину и раздвигает губы, обнажая длинные крепкие клыки.

– Сынок, скажи этому псу, чтобы прекратил. – Человек пытается улыбнуться. – Я же сказал – меня послал твой папа. Но я не собираюсь драться с этим псом. Если он подойдет ближе, я его убью.

У него пистолет, теперь я это вижу – засунут под пояс джинсов. Он кладет руку на рукоять.

Бут разражается громким, страшным лаем и бросается вперед, дергая за поводок. Пес такой большой и сильный, что я не могу его удержать.

– Бут, нет! – кричу я, но он меня не слушается. Несется вперед, едва касаясь земли, как будто летит.

Человек выхватывает пистолет, но это вовсе не пистолет, потому что, когда Бут прыгает ему на грудь, он прикладывает эту штуку к груди пса, и я слышу что-то вроде шипения или жужжания. Бут вскрикивает, высоко и страшно, и боком падает на землю. Лапы его дергаются, голова запрокидывается. Глаза у него круглые и дикие.

Я кричу и кидаюсь к нему, но человек встает у меня на пути, хватает меня за руку выше локтя и разворачивает. Ногти у него длинные и грязные, и он не мой отец. Почему-то всё пошло неправильно. Бут ранен, и я ни за что не должен оказаться в этом фургоне, мама всегда говорила нам не садиться в машины к чужим людям, а если нас попытаются усадить силой – кричать, звать на помощь и сопротивляться на каждом шагу.

Кричу и пытаюсь вырваться, но он обхватывает меня обеими руками и отрывает от земли. Я извиваюсь, но мои руки крепко прижаты к бокам. Я пинаю его. Бут по-прежнему дергается и слабо повизгивает, словно от боли.

– А ну, заткнись, сопляк чокнутый! – рявкает на меня человек; изо рта у него пахнет зубной пастой и кофе. – Или ты заткнешься, или я тебя сейчас вырублю, понял? Копы едут! У нас нет времени на твои дурацкие взбрыки. Разве ты не хочешь увидеть своего папочку?

Я продолжаю пинаться. Он не может зажать мне рот, не выпустив мои руки, и я начинаю снова кричать, но человек тащит меня к фургону, и если меня даже кто-то услышит, то не успеет добраться сюда вовремя. Я должен что-то сделать.

«Мама не позволила бы, чтобы с ней такое случилось». О папе я совсем не думаю. Я думаю о своей матери, которая всегда, всегда стояла между нами и опасностью. Она не сдалась бы. И я тоже не сдамся.