Исступление - Анастасия Шерр (2019)

А я задохнулась от этих слов. Внутри всё свело от разлившегося по телу тепла, и пробежала волна дрожи. Я жена. Жена Марата Хаджиева. И хоть я не переставала об этом думать уже несколько дней, по-настоящему осознала только сейчас… Я ЕГО ЖЕНА.

В доме было тепло и уютно. У большого камина, в котором потрескивали дрова, стоял низенький столик с исходящими паром блюдами. Марат стащил с меня шубу, разлил по высоким бокалам для шампанского сок и подал мне один бокал.

— За новую жизнь.

* * *

Всё до дикости ново и непривычно. Будто он уже и не он. Не Варвар, крошащий врагов в пыль, а обычный человек. Муж, отец.

И грудь разрывало от новых, неизведанных чувств. Это не просто страсть к Белоснежке. Не просто похоть и желание обладать ею. Это что-то другое. Оно причиняет боль, сеет в сердце страх потери и острой иглой вгоняет в мозг навязчивую идею уберечь, защитить даже ценой собственной жизни. А ещё, оно даёт смысл жизни. Открывает второе дыхание и не позволяет упасть. Держит на ногах, придавая сил двигаться дальше. И главное — даёт надежду и желание жить. Может, это любовь, а, может, что-то другое. Хрен его знает. Но одно Марат знал наверняка — ему будет по кайфу новая жизнь.

И он будет держаться за неё руками и ногами, вгрызаться в неё зубами. Но не отпустит. Не отдаст никому. Это всё только его.

Снежана счастлива. Она задумчиво осматривает детскую спальню, трогает кончиками пальцев звёзды на синих обоях и усиленно прячет глаза, чтобы Марат не заметил в них слёзы.

— Здесь очень красиво. И уютно… Знаешь, я мечтала в детстве о такой комнате. У нас в детском доме катастрофически не хватало спальных мест, и в одной комнате жили по десять-пятнадцать девчонок. Было ужасно тесно и неудобно. Но это ничто по сравнению с жутким холодом зимними ночами… — голос Снежаны дрогнул. — Мы грелись друг о дружку, сдвинув все кровати в кучу, и мечтали, что однажды придут добрые люди и заберут нас в тёплые дома, где есть еда и мягкое одеяло…

Марат притянул её к себе за плечи, прижал к себе спиной.

— Наши дети никогда не узнают, что такое голод и холод. И ты забудешь. Я даю тебе слово, моя красавица.

Она вздрагивает и, повернувшись к нему, утыкается лицом в его грудь.

— Пообещай, что мы будем счастливы всегда. Пообещай, что всегда будем вместе.

— Обещаю.

Снежана отрывается от него, встаёт на носочки и тянется к губам, целует безумно, горячо. Так, как не целовала никогда. Дрожащими пальцами расстёгивает его рубашку, и Марат подхватывает её на руки.

— Я тебе нашу спальню не показал ещё. Пойдём. Тебе там понравится.

Она смеётся заливисто, громко. Обхватывает его руками за шею и зарывается носом в бороду Хаджиева.

— Ты невозможный, Хаджиев. Слышишь? Сумасшедший!

— Как скажешь, моя царица.

А потом его царица лежит на огромной кровати, раскинув руки в стороны, и запрокидывает голову с громким стоном, когда он медленно погружается в неё, растягивая и без того болезненное удовольствие.

Исследуя языком её тело, слизывает её запах. Её вкус проникает в него, заполняя собой каждую клетку, каждый рецептор. Пропитывает его собой, лишает последних мыслей. Растворяется в нём и завладевает разумом.

Его царица.

Она пленяет, подчиняет себе его волю. Делает это не силой, делает это одним взглядом. Поражает прямо в сердце, и ему больше не хочется сопротивляться. Он добровольно идёт в плен.

* * *

Эльвира привезла Виталика на следующий день. Вернее, их привозит охранник в наглухо тонированной машине, и я встречаю их в новом доме уже полноправной хозяйкой.

Марат сидит в большом кожаном кресле за ноутбуком и усиленно делает вид, что всё происходящее вокруг его не касается. Но я ловлю на себе брошенные украдкой взгляды, и мне нравится, как он на меня смотрит. Восхищённо, вожделённо, голодно.