Там, где раки поют - Делия Оуэнс (2019)

– Большинство людей и без суда здесь не чужие.

– Понимаю, у тебя тысяча причин ненавидеть людей. Я тебя не виню, но…

– Вот в чем всеобщее заблуждение насчет меня. – Голос Киа зазвенел громче. – Ненависти к людям во мне никогда не было. Это они меня ненавидели. Это они надо мной смеялись. Это они от меня отвернулись. Житья мне не давали, изводили меня. Да, я научилась без них обходиться. Без тебя. Без мамы! Безо всех!

Джоди встал, попытался ее обнять, но Киа вывернулась.

– Джоди, наверно, я просто устала. Измучилась, правда. Пойми, мне нужно это все забыть – суд, тюрьму, ожидание казни, – забыть наедине с собой, ведь по-другому я не умею. Не знаю, как мне утешиться. Мне даже разговаривать сейчас тяжело. Я… – Голос ее сорвался.

И, не дожидаясь ответа, она вышла из хижины и скрылась в дубняке. Джоди не стал ее догонять – ни к чему. Лучше подождать. Накануне он забил холодильник Киа едой – на случай, если ее освободят, – и сейчас принялся резать овощи для ее любимого блюда, пирога с курицей. Но когда солнце стало клониться к горизонту, Джоди достал из печи горячий пирог и вышел из хижины – он не хотел, чтобы сестра и дальше бродила на улице. Киа, сидевшая на пляже, услышала, как завелся двигатель машины, и вернулась в хижину.

Пирог благоухал на весь дом, но Киа не чувствовала голода. Она достала краски, устроилась за кухонным столом и принялась рисовать – для новой книги, о болотных травах. Люди трав почти не замечают, косят их, топчут, изводят гербицидами. Киа стремительно водила по бумаге кистью, окуная ее в темно-зеленую, почти черную акварельную краску. Выходило что-то мрачное – будто выжженные луга под черным небом. Не разберешь.

Киа разрыдалась. “Ну и с чего я так разошлась? Почему именно сейчас? За что накинулась на Джоди?” Безвольно, тряпичной куклой сползла она на пол. Сжавшись в комок, мокрая от неутихающих слез, мечтала она приласкать единственное на свете существо, что принимало ее такой, какая она есть. Но кот остался в зале суда.

В сумерках Киа вышла на берег, где устраивались на ночлег чайки, чистили перья. Она бродила по мелководью, под ногами похрустывали осколки раковин и крабовых панцирей. Киа наклонилась, подобрала два пеликаньих пера – точно такое же Тейт положил когда-то в словарь, что подарил ей на Рождество, в раздел с буквой П.

Губы шептали строки Аманды Гамильтон:

Вернулся ты –

Глаза мне слепишь,

Как солнца блики на воде.

Едва забуду о тебе,

Как вечер наступает,

И вместо лика

Луны

Передо мною

Твое лицо.

И стоит мне тебя забыть,

Как снова вижу

Твои глаза,

И замирает сердце.

Прощай же –

До новой встречи,

До скорой невстречи.

Утром, еще до рассвета, Киа села в постели на веранде, втянула пряный болотный дух, пробиравший до самого нутра. Когда в кухню просочились робкие рассветные лучи, она приготовила себе на завтрак кукурузную кашу, яичницу-болтунью и печенье, воздушное, как у мамы. И съела все до последней крошки. А когда взошло солнце, побежала к лодке и поплыла на дальний берег лагуны, окуная пальцы в глубокую прозрачную воду.

Пересекая протоку, она разговаривала с черепахами и цаплями, вскидывала руки высоко над головой. Вот она и дома. “Буду собирать все, что захочу, с утра до вечера”, – решила она. И где-то глубоко в сердце притаилась надежда увидеть Тейта. Может, он где-нибудь рядом, работает, и они случайно встретятся. Зазвать бы его в хижину, угостить пирогом с курицей, что испек Джоди.

* * *

Меньше чем в миле от Киа бродил по мелководью Тейт, собирал пробы воды, и от каждого его шага разбегалась мелкая рябь. Он решил держаться поближе к хижине Киа: вдруг она взяла лодку, вышла на болото и они встретятся? А если нет, то вечером он заглянет в хижину. Что сказать ей, он пока не знал, ему хотелось ее поцеловать, обнять – может, тогда все и встанет на свои места?