Завтра может не быть - Анна и Сергей Литвиновы (2021)

– Да, и это, конечно, важно, потому что нельзя подобных людей допускать до кормила! Добраться до него здесь, в настоящем, возможности не представлялось – его охраняли лучше, чем любого главу государства, и он уже в двадцатом году начал создавать свои собственные самодеятельные отряды боевиков. Надо было остановить его любой ценой. Вот именно для этого меня отправили в прошлое, а попутно с идеей попытаться преобразовать Советский Союз. Никто даже представить себе не мог, что Кордубцев узнает об этой сверхсекретной операции и тоже ринется в прошедшее вслед за мной, и мы там встретимся и станем бороться друг с другом. Как ты помнишь, там, в прошлом, его арестовали, именно не убили, потому что иначе его сущность, или, если угодно, душа, а точнее, душонка, вернулась бы в настоящее. Поэтому я так не хотел, чтобы его тогда, в пятьдесят девятом, прикончили. И стрелял в него тогда, в доме в Тайнинке, не на поражение. Я очень хотел, чтоб его именно арестовали. Поэтому сущность его осталась там, в прошлом, в пятьдесят девятом году, а тело, пребывающее здесь, под капельницами, в строго охраняемой клинике, уничтожили бойцы спецназа. Ведь, будучи в отключке, он тут, в нашем времени, перестал владеть своими чудесными способностями, благодаря которым его ни пуля не брала, ни яд, а любой спецназовец вместо того, чтобы выстрелить, на колени пред ним падал и молился. А там, в пятьдесят девятом, он остался узником Бутырской тюрьмы. Над ним состоялся суд, он получил двадцать пять лет за убийство твоих родителей и собственной матери. В итоге его прошлая реинкарнация в теле собственного деда, не обладавшая многочисленными талантами, просто сгинула в конце концов в безвестной могиле для заключенных, не сумев больше никому навредить… Поэтому радуйся, Варя Батьковна! Мы победили. По всем статьям. И мы с тобой и Даниловым были первыми. Как космонавты – номер один, номер два, номер три…

– Вы врали мне. И убивали.

– Да, Варя. Да. Если хочешь добиться чего-то для своей страны или всего человечества, – невозможно орудовать в белых перчатках.

Варя прикрыла глаза, и по щеке ее скатилась слеза. Она смахнула ее.

– Я не. Не смогу больше работать.

– Перестань, Варя. Сейчас тебя подлечат, восстановят, и вперед!

– Нет. Вы не поняли. Я. Не смогу. Больше работать. С вами.

– Ну, что уж ты, – загудел, будто обиженно и одновременно примиряюще, Петренко.

– Не хочу. Работать с вами, – повторила она. – Я напишу рапорт. Об отставке.

– Ладно, Варвара Батьковна. Не надо делать скоропалительных выводов. Я понимаю, что после такой, можно считать, болезни ты находишься в несколько депрессивном состоянии. Погоди, все наладится и будет хорошо.

Он потрепал ее по плечу. А потом наклонился и поцеловал в лоб.

– Поправляйся, моя хорошая девочка, – сказал он тепло. – Моя лучшая ученица.

* * *

А на следующий день Варе принесли планшет. Нет, не для того, чтобы она им пользовалась. Просто милая медсестричка дала его девушке в руки, включила и сказала: «Смотри».

На экране появился Данилов. Страшно худой и бледный, но живой.

Он лежал навзничь на кровати, очень похожей на ту, на которой помещалась Варя, и в палате точь-в-точь такой же, где лежала она. Алеша был страшно изможден.

Сначала он помахал ей рукой. Потом улыбнулся. Потом постарался изобразить обеими руками сердце – получилось, откровенно говоря, так себе. А потом выдохнул не очень послушными губами: «Люблю тебя».

Авторы благодарят