Ведьма - Камилла Лэкберг (2019)

– Но ведь у нее есть дочь. Она не обидится? Разве ей не нужен дом?

Адвокат указал на бумаги, лежащие перед ним на столе.

– У меня есть документ, в котором дочь Дагмар отказывается от всяких притязаний на дом. Когда я беседовал с ней по телефону, она сказала, что слишком стара, чтобы заниматься старой развалюхой, а деньги ей не нужны. «У меня есть все, что мне нужно, – сказала она. – Если мама так решила – уверена, что так будет лучше всего».

– Но… – проговорил Мартин, с ужасом ощущая, как на глаза наворачиваются слезы.

Постепенно до него стал доходить смысл сказанного. Дагмар подарила ему свой чудесный красный дом. Дом, о котором он все время думал. Днем и ночью размышлял над тем, может ли он позволить себе купить его для себя и Тувы. Мартин буквально видел все детали – качели, которые он повесит в саду, крошечный огород, где Тува сможет выращивать овощи, зимние вечера у камина и расчищенную дорожку в снегу от калитки до крыльца… Представлял себе тысячу разных картин. Однако, как бы он ни считал, экономически все это не сходилось.

– Но почему? – спросил Мартин, не в силах больше сдерживать слезы, потому что теперь нахлынули мысли о Пие – она всегда мечтала, чтобы Тува выросла в маленьком красном домике в деревне, с качелями в саду и маленьким огородом.

Он плакал не только потому, что Пия не увидит этого, – но и потому, что знал: она порадовалась бы всему новому в их жизни, хотя ее и нет больше с ними.

Адвокат протянул ему бумажный платок и негромко проговорил:

– Дагмар сказала, что вы с домом нужны друг другу. И, знаете ли, я думаю – она была права.

* * *

Билл и Гунилла взяли на себя заботы о нем, когда он вернулся из больницы. Несмотря на собственное горе. Халилу предоставили светлую и красивую гостевую комнату на первом этаже. Его небогатые пожитки из подвала уже были перевезены туда. И вещи Аднана. Билл обещал помочь ему написать письмо родителям погибшего. Халил хотел, чтобы они знали – их сын погиб как герой. И теперь в его новой стране нет человека, который не видел бы его портрет, не знал бы его имя. Он стал символом, мостом к шведам. Премьер-министр упомянул о нем в своей речи по телевидению. Сказал о том, что Аднан показал – человечность не знает границ и цвета кожи. Ибо он не рассуждал о национальности шведских подростков, их культуре и цвете кожи, когда кинулся спасать их. Премьер-министр сказал еще много хороших слов. Он говорил долго. Но именно об этом Халил хотел написать в письме к родителям Аднана.

Премьер-министр упомянул и Халила. Но в этом месте тот перестал слушать. Он не чувствовал себя героем. И не хотел им быть. Он просто хотел быть одним из них. По ночам ему являлись в страшных снах лица детей. Ужас в их глазах, смертельный страх и паника. Он думал, что никогда больше не увидит такого. Но страх в глазах детей здесь выглядел так же, как и дома. Никакой разницы.

По вечерам Билл и Гунилла сидели перед телевизором. Иногда держались за руки. Иногда просто молча сидели рядом, а отсвет от экрана телевизора освещал их лица. Пока им даже не позволили похоронить своего сына Нильса. Полиция не могла сообщить, когда они закончат обследование тела. Приезжали старшие сыновья, но потом они разъехались по домам, к своим семьям. Они не могли помочь родительскому горю, к тому же у них было свое.

Халил считал, что они не выйдут на регату. Без Аднана. Без Карима. Он скучал по Кариму, ломая голову над тем, где сейчас он и его дети. Однажды утром они просто исчезли.

На третье утро его пребывания в доме Билла и Гуниллы Билл сказал, что он поговорил с остальными и что они встречаются у яхты в десять. Просто взял и сказал. Не спрашивал. Просто поставил их перед фактом – что они поплывут. Без Аднана. И без Карима.