Зов кукушки - Джоан Роулинг (2014)

Они остановились у квартиры номер три, которую прежде занимала Лэндри. Когда Уилсон отпирал гладкую белую дверь со стеклянным глазком размером с пулю, Робин охватила легкая дрожь — не то от страха, не то от волнения.

Эта верхняя квартира отличалась планировкой от двух нижних: в ней было меньше места, но больше воздуха. В глаза бросалась свежая отделка в бежево-коричневой гамме. Ги Сомэ упоминал в разговоре со Страйком, что прежняя владелица любила яркие цвета, но сейчас это жилище лишилось всякой индивидуальности и стало похожим на номер в фешенебельном отеле. Страйк молча направился в гостиную.

Ковер здесь был не уютно-пушистый, как у Бестиги, а грубоватый, джутовый, песочного цвета. Страйк провел по нему каблуком: ни следа, ни отметины не осталось.

— При Луле покрытие было это же самое? — спросил он Уилсона.

— Ага. Она сама выбрала. Ковер, считай, новый, вот его и оставили.

Вместо расположенных через равные промежутки высоких застекленных дверей, ведущих на отдельные маленькие балкончики, в пентхаусе была лишь одна, двустворчатая, выходившая на один широкий балкон. Страйк отпер и распахнул обе створки и сделал шаг вперед. Робин не смогла на это смотреть: бросив взгляд на бесстрастное лицо Уилсона, она принялась изучать диванные подушки и черно-белые эстампы, чтобы только не думать о событиях трехмесячной давности.

Страйк смотрел вниз, на мостовую, и Робин была бы очень удивлена, узнай она, что мысли его отнюдь не сводятся к судебно-медицинскому заключению и объективным данным.

Его воображение рисовало не владеющего собой человека, который бросился на Лулу, когда та, хрупкая и прекрасная, стояла в том наряде, который надела к приходу долгожданного гостя. Обезумевший от злости убийца толкал и тащил ее к балкону и в конце концов с неодолимой силой маньяка сбросил ее через перила. Считаные секунды, что она летела вниз, навстречу асфальту, обманчиво укутанному мягким снежным покровом, показались, должно быть, вечностью. Лула размахивала руками, чтобы найти хоть какую-нибудь опору в безжалостном, пустом воздухе, а потом, так и не успев оправдаться, объясниться, дать наказ или попросить прощения, — лишенная тех драгоценных возможностей, что дает любая отсрочка перед смертью, — разбилась о мостовую.

Мертвые могут говорить лишь устами живых, а также оставленными по себе знаками. За словами, которые Лула писала своим друзьям, Страйк почувствовал живую душу; у него в ушах до сих пор звучал ее голос, записанный на автоответчик; но сейчас, глядя вниз, на то последнее, что видела в своей жизни Лула Лэндри, он испытал какое-то странное родственное чувство. Из множества разрозненных деталей стала вырастать истина. Не хватало только доказательств.

У него зазвонил телефон. На дисплее высветились имя и номер Джона Бристоу. Страйк ответил:

— Здравствуйте, Джон. Спасибо, что перезвонили.

— Совершенно не за что. У вас для меня какие-то новости? — спросил адвокат.

— Возможно. Я поручил специалисту изучить ноутбук и узнал, что после смерти Лулы из него удалили массу фотографий. Вам об этом что-нибудь известно?

Ответом было глухое молчание. Лишь еле уловимые фоновые шумы говорили, что Бристоу еще на связи. В конце концов адвокат переспросил изменившимся голосом:

— Их удалили после смерти Лулы?

— По заключению специалиста — да.

На глазах у Страйка из-за угла медленно вывернул автомобиль и остановился на полпути к дому. Из него, кутаясь в меха, вышла женщина.

— Я… извините… — заговорил потрясенный Бристоу. — Я просто… просто в шоке. Возможно, их стерли в полиции?

— Когда вам вернули ноутбук?

— Ну… где-то, думаю, в феврале, в начале месяца.

— А фотографии стерли семнадцатого марта.

— Но это же… это какая-то нелепость. Никто не знал пароля.

— Кто-то, видимо, знал. Вы же сказали, что полицейские назвали его вашей матери.

— Моя мать не в том состоянии, чтобы удалять…