Эсминцы и коса смерти. Том 2 - Августин Ангелов

Возле орудия находился железный снарядный ящик для экстренных выстрелов. В нем лежал запас орудийных патронов на случай, если немедленно нужно стрелять, а подающий боеприпасы из погреба на палубу элеватор еще не запущен или же вышел из строя. На этом ящике Денисов и Егоров, обычно, сидели в ожидании распоряжений. Когда корабль готовился к стрельбе, подносчиков снарядов не гоняли, давали им сберечь силы. Разговаривать на виду у начальства не полагалось, и друзья просто тихо сидели рядом, наблюдая, как над Ленинградом пробуждается день.

Боевая тревога заставила весь экипаж занять места по боевому расписанию. Все комендоры находились у орудий, торпедисты заняли места у единственного оставшегося после модернизации торпедного аппарата, сигнальщики поднялись на мачты, машинное отделение развело пары, капитан, старпом, рулевые и вестовые собрались на мостике. Боцманская команда высыпала на палубы. В кают-компании судовой врач спешно организовывал лазарет. Наверху надстройки пришли в движение антенные решетки новой радиолокационной станции, установленной во время модернизации, наблюдательные посты лихорадочно осматривались. Остальные застыли в напряженном ожидании. Но ничего не происходило. Пару раз где-то вдали на большой высоте пролетели несколько самолетов. Не удалось даже рассмотреть опознавательные знаки, но, судя по силуэтам, это были наши «ишаки».

Вокруг лежал мирный спящий город. И нигде ничего с виду не изменилось. Только наступило утро, мосты свели обратно, и по ним поехали редкие машины. Привычное течение службы нарушилось боевой тревогой, корабль стоял под парами, все находились на местах по боевому расписанию и ждали распоряжений, но их не было. Потому что капитан первого ранга Малевский, в начале недели повышенный в звании и теперь командующий не только своим кораблем, но и всем соединением эсминцев ПВО, тоже толком не знал, что следует делать. А от начальников пока поступила только одна фраза: «Будьте в готовности, оставайтесь на месте, ждите указаний». К девяти утра капитан, наконец-то, объявил отбой боевой тревоги. Те, чья вахта продолжалась, остались на местах, остальные пошли завтракать.

В десять часов снова объявили тревогу и построили весь экипаж вдоль бортов. В 10:15 по радио выступил сам товарищ Сталин. Сообщение о нападении Германии на Советский Союз команда эсминца слушала, затаив дыхание. После обращения вождя к народу по радио заиграли оптимистичные марши, и Малевский опять объявил отбой тревоги. Но отдыхать многие уходили не сразу. Краснофлотцы переговаривались. Никто не сомневался, что война будет трудной.

Сидя на снарядном ящике, и думая о начале войны, Ваня Егоров почему-то вспоминал своих близких, мать, отца, брата, сестру, дедушку и бабушку. Ведь его родные совсем недалеко. Здесь, в Ленинграде. Вот бы увидеть их сейчас! Как они там? Коснется ли их война? И как война пойдет? Судя по тому, как немцы берут под контроль Европу, они очень сильны и хорошо подготовлены. Но об этом даже говорить нельзя. Нужно говорить, что побьем их на их же территории. А что на самом деле? Пока неизвестно. Но к родным нельзя. Это только таким баловням судьбы, как Сашка Лебедев, все можно.

В этот момент Ваня как раз наблюдал, как от борта отваливает моторка с этим Лебедевым, одетым в красивый белый китель с начищенными золотыми пуговицами. Он ехал на берег в компании самого Малевского. И, конечно, Егоров завидовал этому молодому командиру. Из папенькиного сынка он вдруг сделался просто каким-то героем после поимки шпиона, которым оказался главный судовой радист. А теперь еще назначили этого Лебедева начальником диверсантов. Так он совсем совесть потерял. Когда хочет появляется на корабле, а когда хочет, покидает борт. И никто ему не указ, да и вахту стоять ему не надо. Спит себе в кают-компании, развалившись на диване, когда заблагорассудится. А Егорову оставалось только смотреть, как моторка отвезла Лебедева и Малевского на берег и вернулась пустая. На мостике место командира занял старпом.