Днем и ночью хорошая погода [сборник] - Саган Франсуаза (2012)

Этьен: Похоже, дорогая, ты много думала там, в Брабане. Раньше, позволь заметить, твои речи не достигали таких высот, они были проще.

Зельда: Что значит «проще»?

Этьен: Ты говорила о платьях, о путешествиях, о любви, о мужчинах, о мужчинах — особенно…

Зельда: И ты говоришь, что это просто? Но послушай, это же все было очень серьезно, мой бедный Этьен. Это сегодня мои речи, мои мысли пусты и бессмысленны. Будто бесконечные узоры, которые плетет, вышивает ограниченный, одинокий разум — мой разум. Плетет, вышивает часами напролет, сидя у озера… А все же, Этьен, как все это произошло?

Пауза.

Этьен: Ты имеешь в виду три года назад?

Зельда: Да, три года назад. У меня такой туман в голове. Я думаю о той весне и ничего не могу вспомнить. У Дорис я не могу спросить: она засыплет меня точными фактами, всякими полицейскими протоколами, медицинскими заключениями! А вот ты знаешь настоящую правду, живую? Этьен, я же обо всем тебе рассказывала, правда?

Этьен: Да, обо всем, что тебе было противно…

Зельда поднимает руку, чтобы остановить его.

Зельда (твердым голосом): Этьен, мне ничего не было противно. Мне было весело или неприятно, только и всего. Ты, должно быть, путаешь меня с Дорис или с самим собой.

Этьен (скучающим тоном): Ну, скажем, что ты говорила мне о том, что тебе было неприятно. В ту весну ты была влюблена в Дюбуа, Жана Жака Дюбуа, ты помнишь его?

Зельда: Да. Я? Влюблена в Дюбуа?..

Этьен: Ну да. Удовольствие ты получала только рядом с подонками, но влюблялась только в порядочных людей. Это случалось редко, но тут тебе это было нужно.

Зельда: Дальше.

Этьен: Дюбуа был женат и влюблен в свою жену, дурочку Анн Мари. Ты все сделала, чтобы его заиметь, ты даже купила дом в Солони, рядом с ним, потом ты этот дом, напившись, проиграла в покер. Дорогая вышла история…

Зельда: Не будем об этом…

Этьен (саркастически): «Не будем»… Ты не желаешь, никогда не желала говорить о презренной материи. И ведь находились дураки, которые считали это твоим особым шармом. А кстати, скажи, как мне говорить о тебе — в настоящем или прошедшем времени?

Зельда: Какая разница? Думаю, при чужих — в прошедшем. Я ведь выздоровела, да? И что дальше?

Этьен: Ничего. Он тебя не хотел. Тогда ты соблазнила его жену. Дюбуа чуть не помешался от ревности, а ты пила, накачивалась амфетаминами, скрывалась от Анн Мари, которая тебя преследовала, и гонялась за Дюбуа, которому нужна была Анн Мари. Замкнутый круг.

Зельда: Но ведь не всех же отвергнутых женщин сажают в лечебницу, правда?

Этьен: Когда они с четырех углов поджигают свою комнату, предварительно проглотив шесть упаковок снотворного, а перед этим за два дня умудряются еще и угробить три машины, это, знаешь ли, начинает внушать определенное беспокойство…

Зельда (тихо): Ничего не помню.

Этьен: Три года назад ты не могла вспомнить, что происходило днем раньше, ты все забывала… Одним словом, в тот вечер Анн Мари бродила, как обычно, под твоими окнами и хныкала, она увидела пламя, подняла тревогу, позвонили пожарным, в «скорую помощь», ну и так далее. На рассвете ты очнулась и больше никому не сказала ни слова. Врачи высказались весьма определенно, даже Шарвен, единственный, кому ты доверяла и кто априори был против помещения в лечебницу, даже он был категоричен. Ты стала потенциальной самоубийцей — больше, чем обычно. И тогда…

Пауза.

Зельда (легким тоном): А почему на три года?

Этьен (таким же тоном): А вот тут, моя милая, мне ничего не известно. Могу только сказать, что твои энцефалограммы были по сто раз читаны и перечитаны всеми психиатрами Франции и Америки, специально собиравшимися на консилиум ежемесячно в течение всех трех лет. И больше двух лет не было никакого улучшения.