Щипач - Юрий Корчевский (2021)

Какое-то время Алексей отбирал заключенных для опытов в лаборатории. Для чего они нужны, он не знал. Просто исполнял службу. Заключенные требовались не все подряд, а только здоровые и желательно молодые. Уж если яд их убьет быстро, то пожилых или больных прикончит гарантированно.

За короткий срок Алексей успел изучить расположение всех тюрем и следственных изоляторов Москвы и ближнего Подмосковья. Для успешной работы ему дали крытый грузовик с шофером и двух солдат-конвоиров. А главное – такую бумагу, по которой он мог забирать любого осужденного. Один из начальников начал было ерепениться.

– Мы сами его в расход пустим или в Бутово отправим.

Алексей спорить не стал, подошел к столу, снял трубку телефона, объяснил Игнатию Николаевичу ситуацию, коротко и четко.

– Жди. Ему сейчас позвонят.

Алексей положил трубку, отошел к стульям, стоящим у стены, уселся. Начальнику изолятора это не понравилось. Лицо его сделалось багровым.

– Тебе кто разрешал садиться? Встать!

По обозначениям на петлицах они ровня.

В 1922 году для оперативного состава ГПУ, тюрем и лагерей ввели форму. У ГПУ – синяя гимнастерка, фуражка и бриджи защитного цвета. Знаки различия сначала были на рукавах, потом их перенесли на петлицы гимнастерок. Утверждены были приказом № 192 от 30.08.1922 года. У гимнастерок служащих исправительно-трудовых лагерей цвет был черный, так же как у сотрудников тюрем и изоляторов. Квадратики или треугольники, шпалы на петлицах обозначали уровень занимаемой должности, всего их было семнадцать. С 1935 года знаки на петлицах стали обозначать звание. Причем до начала Великой Отечественной войны звания ГБ были на два ранга выше армейских. Например, капитан ГБ был равен армейскому подполковнику, а старший майор ГБ равен командиру дивизии, комдиву или генерал-майору.

Алексей на вопль начальника презрительно процедил:

– А заткнулся бы ты! Иначе не ты, а тебя охранять будут.

От такой наглости непрошеного гостя начальник рассвирепел. Ведь у себя в изоляторе он считал себя почти равным Богу. В бешенстве разинул рот, подыскивая ругательства, стал расстегивать кобуру револьвера. В это время затрезвонил телефон. Начальник схватил трубку, рявкнул:

– Петренко на проводе!

И тут же вытянулся в струнку, побледнел, как-то сдулся. Превращение произошло за несколько секунд.

– Да, все исполню в точности. Конечно, всячески поспособствую. Можете не сомневаться. Так точно. До свидания!

И осторожно положил трубку. Достал трясущейся рукой платок, вытер бритую голову. Тогда такая «прическа» была в моде у военных, милиции и ГПУ.

– Так кто вам нужен?

– Не мне, а ГПУ!

– Да-да, оговорился.

Начальник мгновенно переменился после телефонного разговора, вел себя подчеркнуто уважительно, даже подобострастно. Алексею интересно стало, кто такой могущественный звонил, что начальник изолятора едва в обморок не упал. Неужели Ягода? Или он еще не вошел в силу и звонил другой? Да все равно, лишь бы дело двигалось.

Алексей назвал фамилию заключенного, начальник сам лично вышел за ним и привел в сопровождении надзирателя. Осужденный выглядел плохо, лицо в синяках, глаз заплыл. В руках – узелок скромный с личными принадлежностями.

– Это почему у него такой вид? – возмутился Алексей.

– Не наших рук дело, следователи поработали.

С самых первых лет Советской власти и фактически до смерти Сталина и Берии главным доказательством вины подозреваемого было его признание. Даже генпрокурор Вышинский утверждал: «Признание – царица доказательств!» И признание выбивали любыми способами. Ни при Дзержинском, ни при других руководителях НКВД пытками и побоями не брезговали, они официально не были запрещены.