– Думаю, потому что Рут… – сказала она. – Рут… трогала меня. Внизу… вот здесь… И один раз у меня пошла кровь. А Мег… Я рассказала Мег… и она просто вышла из себя и сказала Рут, что знает обо всем, и Рут снова ее избила, сильно избила, лопаткой для угля, и…

Ее голос сорвался.

– Прости меня! Я же не хотела. Ей надо было бежать! Она должна была бежать! Я не хотела, чтобы ее били. Но я ничего не могла сделать! Ненавижу, когда она меня трогает! Я ненавижу Рут! Ненавижу ее. И ведь я сама рассказала Мег… рассказала ей о том, что делает Рут, и из-за этого ее поймали. И все это случилось из-за меня. Из-за меня, Дэвид. Из-за меня!

Я обнимал ее, баюкая как младенца, она была невероятно хрупкой.

– Ш-ш-ш… Успокойся. Все будет… хорошо.

Я подумал о том, как Рут ее трогала. Представил это. Больную, слабенькую и беззащитную девочку, неспособную сопротивляться, пытала женщина с пустыми глазами, мерцавшими, словно поверхность бурного ручья. Ну я тут же отогнал эту мысль прочь.

Спустя какое-то время она успокоилась.

– У меня есть кое-что, – сказала она, шмыгнув носом. – Я дала это Мег. Протяни руку к дальней ножке верстака. Сразу за Мег. Пошарь рукой.

Я пошарил. И нашел коробку спичек и огарок свечи в пару дюймов длиной.

– И где ты?..

– Утащила у Рут.

Я зажег свечу. Ее янтарный свет наполнил убежище. Я почувствовал облегчение.

До тех пор, пока не увидел Мег.

Пока мы оба ее не увидели.

Она лежала на спине, накрытая до пояса какой-то старой грязной тряпкой, которую они набросили на ее ноги. Плечи и грудь были обнажены. Синяки по всему телу. Волдыри от ожогов полопались и сочились гноем.

Даже в таком бессознательном состоянии мышцы ее лица были напряжены от боли. Ее трясло.

Надпись сверкала в пламени свечи:

Я ШЛЮХА ТРАХНИ МЕНЯ

Я посмотрел на Сьюзан и увидел, что она вот-вот снова заплачет.

– Отвернись, – сказал я.

Потому что это было ужасно. Все это было ужасно. Но ужаснее всего было не то, что они сделали с ней, а то, что она делала с собой.

Ее руки лежали поверх накидки. Она пребывала в забытьи.

Но грязные зазубренные ногти ее руки постоянно впивались в кожу возле левого локтя, постепенно двигаясь вниз к запястью.

Она царапала свой шрам.

Пытаясь разодрать вену.

Тело, избитое и измученное, в конце концов обратилось против себя самого.

– Не смотри, – сказал я. Я снял с себя рубашку, зубами и пальцами разорвал шов и оторвал две полосы ткани. Отвел руку Мег в сторону. Плотно обмотал рубашку в два слоя вокруг ее левой руки. И завязал сверху и снизу. Теперь она не могла так уж сильно себе навредить.

– Все в порядке, – сказал я.

Сьюзан плакала. Она видела. Видела достаточно для того, чтобы все понять.

– Зачем? – спросила она. – Зачем она это делает?

– Не знаю.

Хотя в каком-то смысле я знал. Я почти чувствовал гнев Мег, нацеленный на ее саму. Из-за проигрыша. Из-за того, что не сумела бежать, что подвела и себя, и сестру. И главное – за то, что оказалась человеком, с которым это случилось. За то, что позволила этому случиться и позволила себе думать, что все как-то обойдется.

Было несправедливо, даже нечестно так думать, но мне казалось, что я ее понимаю.

Ее обманули, и теперь ее острый ясный ум зашелся в приступе ярости, направленной внутрь. Как я могла быть такой тупицей? Словно и наказание было заслуженным. Ее обманули, заставив поверить в то, что Рут и все остальные были людьми, такими же, как она сама, что они в конце концов остановятся и не перейдут какую-то черту. Будут двигаться только до этой черты. А это оказалось неправдой. Они не были такими же людьми. Теперь она это поняла. Слишком поздно.

Я смотрел, как ее пальцы пытаются нащупать шрам.