Князь - Александр Прозоров (2017)

Под дождем особо представительным выглядеть невозможно: пурпуром, бархатом, самоцветами не блеснешь, нарядных туфель не наденешь – тем более на залитые нечистотами улицы европейской столицы. Черная от влаги епанча, темный кожаный или суконный плащ, высокие сапоги и плотная непромокаемая шапка – в ливень все прохожие выглядят одинаково. Зато делегация русских путников оказалась весьма многочисленной. Зверев оставил на борту только медлительного Левшия и отсыпающегося после долгой вахты Лучемира. Князь Друцкий взял вообще всех холопов – больше десятка. Продвигавшаяся по Стокгольму толпа гостей занимала улицу от стены до стены, заставляя редких горожан испуганно жаться в проемы дверей или сворачивать в узкие проулки.

От шведского города у Андрея осталось странное впечатление того, что в нем существует одна лишь улица: длинная, прямая, как проспект, но узкая, как коридор русской усадьбы – двум телегам не разъехаться. По сторонам улочки стояли двухэтажные домики-близнецы: подвальчик с лавкой, вывеска с калачом, сапогом или бычьей головой, два ряда больших, неудобных для обороны окон. Мокрые стены, черепичные крыши. Домики поднимались выше и выше, а навстречу путникам, смывая грязь, навоз и мусор, мчались потоки воды.

– Странно тут ныне, – не выдержал Друцкий. – Никак, ливня свены испугались? Никто навстречу не идет, никто не требует дороги освободить, славной дракой угрожая. Ровно не осталось тут дворян с горячей кровью. Даже юбки задрать не у кого – прячутся девки за два проулка. И лавок большая часть закрыта. Уж не новый ли город строить все подались?

– Дождь, – пожал плечами Зверев. – В такую погоду хороший хозяин… А куда мы идем, дядюшка?

– Здесь, в островном неприступном Стокгольме, осела семья Руттольфов, что еще со времен Гедимина[99] наш род ссужает серебром и золотом. Не раз сюда что мне, что дядьям и дедам приезжать приходилось. Изредка просить, а все чаще проценты кровопийцам нашим платить, полноценное серебро от хозяйства отрывать да им в сундуки ссыпать. Думал, никогда сие не кончится. Однако же… Похоже, Господь решил повернуться лицом и к нашему роду.

В отличие от замазанных штукатуркой одинаковых домиков «главного проспекта» Стокгольма, лавка ростовщика была сложена из настоящих валунов, которые скреплялись прочным известковым раствором, замазанным поверху чем-то черным, напоминающим смолу. Она не имела видимого с улицы подвала, зато окна были сделаны узкими, глубокими. В такие человеку и не пролезть, даже если внутри никто обороны не держит. Лавка вообще представляла собой один большой, тщательно спланированный сейф, сделанный в соответствии с требованиями времени не из литой стали, а из монументального природного камня.

– Князь Юрий Друцкий с прощальным визитом, – громко пообещался Юрий Семенович, когда на его стук во входной двери отворилось небольшое окошечко.

Привратник с подозрением оглядел изрядную толпу на улице, однако окованную стальными полосами дубовую створку распахнул.

– Прошу вас наверх, в столовую комнату, – посторонился слуга, указывая на лестницу, которая плохо различалась в экономном свете масляных ламп, повешенных на крючки у стены.

Делегация почти из пятнадцати мужчин поднялась на второй этаж, вошла в комнату, разделенную широким столом. Дверь за ними закрылась – и Андрей понял, что оказался в ловушке. Дверь сзади запиралась снаружи, дверь впереди – тоже. Окна, из которых несло влажной сыростью, были узкими, а в стенах и на потолке имелись щели, сильно смахивавшие на потайные бойницы для лучников. Уйти отсюда, конечно, можно: использовать стол как таран, выбить дверь, прорваться в дом… Но все же прорываться с боем, под стрелами – не хотелось бы.

Дав время гостям взвесить свои шансы на случай возникновения непреодолимых разногласий в переговорах, из противоположной двери в сопровождении одетого в сутану мальчика вошел, тяжело дыша и переваливаясь с ноги на ногу, обрюзгший старик, похожий на перекормленного бульдога.