Князь - Александр Прозоров (2017)

Андрей навострил уши. Во-первых, слово «струги» напомнило ему что-то знакомое, но только не транспортное, а боевое. А во-вторых, ему было любопытно, когда костромичи успеют построить и снарядить столько кораблей, да еще нагрузить их припасами, если просьба о помощи пришла только сейчас – а до ледостава не так уж и много времени осталось, месяца три, не больше. Однако казаков такой ответ вполне удовлетворил – они бодро вскочили, коротко поклонились, произнося слова благодарности, и поспешили за дверь. Их, небось, уже кони оседланные ждали, чтобы в Кострому мчаться.

Какая-то ненатуральная эта встреча получилась, словно заранее срежиссированная, но разыгранная никудышными актерами. Казаки мало напоминали дипломатов, посланников. Они больше походили на бойцов, прибывших для получения воинского снаряжения, но в силу обстоятельств вынужденных поучаствовать в спектакле.

Боярин Кошкин наклонился к уху великого князя, что-то шепнул. Паренек забегал глазами по гостям:

– Боярин Лисьин? Я вижу, ты здесь? Встань передо мной.

– Пошли, – хлопнул сына по плечу Василий Ярославович и стал проталкиваться вперед через бояр и князей.

Наконец они оказались на свободном месте, подошли к трону. Лисьин склонил голову:

– Долгих тебе лет, великий князь.

Андрей стоял, во все глаза глядя на худощавого мальчишку, что сидел на троне. Господи, неужели это и есть великий и ужасный Иван Грозный? И только когда боярин легонько пихнул его в бок, спохватился:

– Здравствуй, русский царь.

– Я не царь, я великий князь, – почему-то улыбнулся правитель.

– Князей много, ты один. На тебя вся надежда земель русских с востока и до запада, от севера и до юга. А раз самый главный – значит, царь.

– Почитал я в книгах старых, – звонким голосом ответил мальчишка, – сказывали там мудрецы, что титул царский[41] правители Орды носили, что над всей ойкуменой населенной властвовали. Русские же государи князьями исстари величались.

– Нет Орды, государь, – развел руками Зверев. – Значит, тебе надлежит над миром властвовать, больше некому. Ты ведь единственный правитель земель русских.

– И то правда, – неожиданно поддержали новика из душной боярской толпы. – Средь татарских ханов каждый клоп норовит себя царем назвать. Правителями главнейшими себя считают. А властитель же законный на этих землях един. Ты, государь.

Поддержавший новика гость вышел вперед, и Андрей с удивлением узнал в массивном человеке с посохом, в тяжелой шубе и в высокой бобровой шапке князя Михаила Воротынского.

– Ведомо мне, в землях закатных титул твой, государь, – продолжил князь, – переводят как «принц», а то и как «герцог». Оттого короли, земли которых богатством и размерами Ижорского погоста не превышают, себя считают знатью более высокой, нежели правитель земель русских. Царский же титул они наравне с императорским чтут. Привыкли пред царями трястись со времен ордынских. Однако же ныне меня другое удивляет. Отчего боярин Андрей Лисьин с волосами длинными ходит? Нешто он в трауре? Отчего так, Василий Ярославович?

– Молод он еще, княже. В переписные листы[42] еще не вписан. Не боярин еще.

– Как же не боярин, Василий Ярославович. Видел я этого новика в бою, многих опытных ратников стоит. Посему словом своим поручиться готов: боярин это. Настоящий боярин. Смело можно в листы вписывать. Достоин! Князь Михайло, а ты чего молчишь? Скажи и ты свое слово.

– Видел и я в бою сего отрока, – выдвинулся на шаг из рядов гостей князь Глинский и с угрюмым выражением лица ударил в пол посохом: – Достоин!

– Что скажешь, государь? – поклонился Ивану Воротынский. – Поверишь ли словам двух князей своих? Дозволишь ли отрока Андрея Лисьина до срока в листы переписные внести?

– Я его тоже в бою видел, – с гордостью сообщил правитель. – Достоин! Брадобрея сюда! Шубу мою охотничью, тафью, кинжал персидский! Священника!