Искушение - Трейси Вульф (2020)

– Однако люди не имеют ничего против охоты на оленей, чтобы проредить их численность ради блага всего стада, не так ли?

– Это другое дело!

Уголки его губ приподнимаются в самодовольной ухмылке.

– Ну, конечно. Можно подумать, перед человечеством не стоит проблема перенаселения и ограниченности ресурсов.

– Но… Но… – бормочу я, понимая, что, возможно, в чем-то он прав.

– Все дело в поддержании равновесия, Грейс. – Он засовывает руки в карманы. – Ты никогда не думала о том, что, возможно, у Творца были свои планы и в отношении нас? Что мы были сотворены неспроста? Что мы не просто какая-то вселенская шутка?

Его голубые глаза пристально смотрят в мои, в их глубинах бурлят чувства, которые, кажется, грозят захватить и меня. Хотя мы с ним говорим о Сайрусе, я знаю, что последние слова относятся к нему самому. Неужели он и впрямь думает, что он – это какая-то ужасная ошибка? От этой мысли мне становится не по себе. Но тут он моргает, и все исчезает так быстро, что я невольно сомневаюсь, не привиделось ли мне это.

– Ты можешь соглашаться или не соглашаться с этим тезисом, Грейс, но именно благодаря ему у Сайруса появилось столько последователей. Он говорил им о тысячах лет гонений, страха и гнева, о том, что обыкновенные люди виноваты в том, что они вынуждены держаться в тени, что горгульи мешали, что даже их соседи могут оказаться врагами. Да, я ненавижу моего отца. Но разве можно винить кого-то за то, что он следует за дьяволом, если этот дьявол обещает ему создать лучший мир для его детей? Даже ценой чужих жизней? – Он смеется, но в его смехе нет веселья. – То, что моему папаше нет дела до создания лучшего мира для его детей, вовсе не означает, что он не верит в эту идею как таковую. Ему нравится чувствовать себя спасителем. Потому что, если он что-то и любит больше власти, так это поклонение.

– Поэтому ты и сделал то, что сделал? – спрашиваю я. – Потому что твой отец накачивал тебя ложью, пока ты не перестал отличать добро от зла? Пока не поверил его речам?

– Неужели ты в самом деле считаешь меня таким? – бросает он. – Думаешь, что я так слаб?

– Ты не можешь просто взять и переписать историю, Хадсон, – говорю я. – Нельзя сказать, что Джексон просто проснулся как-то утром и решил убить тебя – ни с того ни с сего. Ты планировал истребить обращенных вампиров только потому, что они тебе не по вкусу. А это геноцид.

Хадсон сердито смотрит на меня.

– Я уже говорил тебе, что за свою жизнь сделал много дурного и готов понести ответственность за все, что творил. Но не за геноцид. Я убивал обращенных вампиров и других, потому что они были союзниками моего отца, из которых он сколачивал армию, а вовсе не потому, что они были обращенными вампирами. Они поклялись ему в верности и замышляли уничтожить всех, кто им мешал, чтобы сверхъестественные существа смогли наконец выйти из тени. Ты даже не представляешь, как близки мы были к Третьей Большой Войне. Я не мог этого допустить. Так что если ты желаешь обвинить меня в убийстве, то давай. Я принял ужасное решение, чтобы предотвратить еще более ужасный исход. Но геноцид не входит в число моих грехов, его я не совершал. Не веди себя как мой брат. Не суди меня, пока не услышишь версии обеих сторон.

Я чувствую, что он говорит правду, а еще чувствую возмущение и ярость, которых он не может скрыть.

А значит… Не знаю, что это значит. Я ни на секунду не поверю, что Джексон пошел бы на убийство родного брата, если бы не был уверен, что другого выбора у него нет. Однако, с другой стороны, Хадсон уже долго живет в моей голове, и я начинаю понимать, когда он врет, а когда говорит правду.

И эта последняя его тирада кажется правдой.

Что мне делать с этой версией правды, я не знаю – и понятия не имею, как мне примирить ее с версией Джексона. Как бы то ни было, я отнюдь не уверена, что это меняет мое мнение относительно возвращения Хадсона в мир без магической силы.