Игра в судьбу - Роман Тихонов (2020)

Кое-как выползаю из-под того, что раньше называлось стеной, ложусь на спину и долго не могу надышаться. Грудь обжигает лёгким ночным морозцем и кислородом. Тишина снаружи и гул в голове разрывают мозг. Чёрная бездна неба и звёзды долго вглядываются в меня, пока не находят какие-то обрывки сознания, и на ощупь соединяют их во что-то вменяемое.

Из-за ноющей боли во всём теле, не понимаю, есть ли переломы и ранения.

Сколько прошло времени, пока лежал в груде кирпичного боя – не ясно.

Ноги и руки двигаются. Рискнул сесть, похоже, перелом позвоночника – не моя тема. Ползу на четвереньках к танку, башня сорвана, но он не сгорел, а значит, там должна быть вода.

Пятилитровая фляга оказывается такой же холодной, как эта январская ночь. Или уже февральская? Сознание добирается до мочевого пузыря и включает его, он кричит о пощаде. Исполняю его требования прямо у разрытых взрывом гусеничных катков, не вставая с колен.

Сразу становится лучше, вновь тянусь за водой. Никаких звуков на ферме нет или это у меня нет слуха? Стучу канистрой о гусеницу. Слух есть, но какой-то странный. Любые шорохи и стоны, звенящая тишина дала бы расслышать. Впрочем, меня вырубает, сплю до полудня.

Если смотреть с высоты птичьего полёта, вал похож не на бублик, а на букву "С". С западной стороны, на случай отступления, оставлена узкая дорога. Именно здесь я нахожу большую воронку и остатки шахидмобиля. Взрыв разнёс здания внутри вала. Защищавшие нас стены превратились в осколочную гранату.

Лежащие в одном месте трупы ребят, подсказали, что раненных и контуженных доставали из-под обломков, стаскивали сюда и добивали. Трупы джихадистов разбросаны внутри вала и за его пределами, поверх осколков.

Исламисты бросились бежать врассыпную, но смерть настигала их везде. Судя по размерам отверстий в бородачах, вертолёты прилетели, если не помочь, то хотя бы отомстить.

"Бармалеев" стаскиваю в воронку от машины смертника, засыпая остатками бруствера. Втыкаю табличку с надписью: "ДАИШ" по-русски.

Товарищей, кого смог откопать и найти, укладываю в воронку от миномётного расчёта. Вкладываю в руки автоматы и окропляю "святой" водой. Вспомнил, фильм "От заката до рассвета": любое перекрестие становится крестом, а освещённая крестным знаменем вода – святой

водой. Поверх насыпи ставлю крест с названиями частей и именами: майора Сильвана, капитанов Исаама и Айсама и всех, кого опознал или вспомнил.

Кроме молитвы "Господи, помилуй!", других наизусть не знаю, поэтому

импровизирую, говоря прощальное слово и молясь за павших…

Больше здесь делать нечего. Собираю остатки сухпайков и ухожу на Юг, в сторону Алеппо и наших.

В Сирии примерно 100 мёртвых городов. Когда-то в этих местах бурлила жизнь и Восточная Римская империя. Процветание ромеев оплачивал рабский труд. Но волны арабского завоевания привели эти места в упадок, а нашествие тюрков с татаро-монголами, окончательно сгубило местные городишки и виллы.

Тысячу лет повсюду руины хозяйств, храмов и городов. Они незаметно разрушаются в ожидании своих, куда-то запропастившихся хозяев и слуг.

Через моё сердце тоже прошли опустошительные волны, в нём тоже руины.

Я плохой солдат, плохой сын, плохой муж и отец, плохой христианин. Я убивал людей, я пролил кровь на этой земле и навсегда останусь виноват перед ней, людьми и Богом.

В моём сердце никогда не было любви, только похоть и гордыня. Только потребительское отношение к людям и жизни, будто к случайной женщине.

Подобно пророку Илье, я тоже хочу расслышать голос тишины. Боже, дай мне смирения, любви и веры!

И я остаюсь здесь. К такому неожиданному выводу прихожу в одно прекрасное утро, заночевав на очередных античных развалинах.