Том 6 Лорд Эмсворт и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2000)

Обычно лорд Эмсворт засыпал рано и спал крепко. Как и Наполеон Бонапарт, он умел погрузиться в сон, едва коснувшись головой подушки. Однако в эту ночь, под гнетом забот, он тщетно искал забвения. Под утро он сел в постели, весь дрожа. Его посетила ужасная мысль.

Фредди упомянул о какой-то тиши. Возможно, — но что, если это Бландингский замок? Одно предположение вогнало графа в дрожь, ибо он считал, что сын его опасней для доброй сельской жизни, чем глисты у лошадей, зеленая тля и даже сап. Словом, чувство было такое, будто бедного лорда ударили чем-нибудь по затылку.

И он подумал: был ли он добр к сыну? Не был ли жесток? Не отказал ли в милости? В общем, сделал ли то, что должен делать отец?

Ответы были соответственно: «нет», «да», «да», «нет».

За утренним чаем лорд Эмсворт уже совсем твердо решил пойти к невестке и хлопотать, как никто еще не хлопотал.

После бессонницы хлопотать трудно. Только днем, поглядев на цветы в Кенсингтонском саду и пообедав в «Риджент Грилл» (отбивная, полбутылки кларета), лорд Эмсворт обрел себя. Голова прояснилась, тупость уступила место шустрости.

Уступила она настолько, что в отеле «Савой» граф проявил неожиданное хитроумие. Прежде чем сказать портье свое имя, он помолчал. Вполне возможно, думал он, невестка включила в свою вендетту весь их род, а тогда — задушит хлопоты на корню, узнав, что это он. Лучше не рисковать. Решив это, он кинулся к лифту и оказался у номера шестьдесят седьмого.

Он постучал в дверь. Ответа не было. Он постучал снова, потом еще и еще, а уж потом — немного опешил и совсем бы ушел, если бы не заметил, что дверь открыта. Тогда он ее толкнул, вошел и оказался в гостиной, уставленной всевозможными цветами.

Цветы приманивали его всегда. Несколько счастливых минут он ходил от вазы к вазе.

Когда он понюхал в двадцатый раз, ему почудилось, что в комнате отдается какой-то звук: посопишь — и он вроде бы сопит. Однако людей тут не было. Чтобы окончательно проверить акустику, бедный граф засопел погромче, но в ответ послышалось скорее рычание.

Это рычанием и было. У самых ног многострадального пэра крутилась женская муфта, и, в озарении нынешней шустрости, он понял, что это скорее собачка, из тех, которыми женщины вечно набивают свои гостиные.

— Господи, помилуй! — благочестиво воскликнул граф, как восклицали его предки на поле боя, где бывало не легче.

Кроме того, он попятился. Собачка не отстала. Ног у нее не было, двигалась она только верою.[28]

— Уходите! — сказал ей лорд Эмсворт.

Маленьких собак он не любил и, допятившись до двери, решил спрятаться. Что поделаешь! Один Эмсворт спрятался при Азенкуре.[29]

На этот, третий раз он оказался в спальне, видимо — надолго. Мохнатая тварь уже не пыталась усмирить свою ярость, она мерзко лаяла, время от времени царапая дверь.

— Уходите! — закричал граф.

— Кто там?

Лорд Эмсворт подскочил, как блоха. Он привык к мысли, что в номере нет никого, и совсем перепугался.

— Кто там?

Тайна, уже обретавшая потусторонние тона, внезапно разрешилась: голос говорил из-за другой двери. По-видимому, судьба так зла, что приурочила первый визит свекра к купанию невестки.

Граф подошел к дверям и робко сказал:

— Пожалуйста, не пугайтесь!..

— Кто там? Что вы тут делаете?

— Главное, вы не пугайтесь…

Здесь он и прервал фразу, ибо все та же судьба ее опровергла. Причины для страха были. Первая дверь открылась, и злобная муфта, пыша ненавистью, покатилась — в своей манере, без ног, — прямо к его лодыжкам.

Опасность открывает в каждом неведомые черты. Лорд Эмсворт не был акробатом, но прыгнул на славу. Как птица, возвращаясь в гнездо, он пролетел через комнату на кровать, где и остановился. Собачка ярилась внизу, словно волны у скал.