Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - Кристоф Рехаге (2012)

Тишина. Я медленно отпускаю дверь номера, она щелкает замком. Я иду к окну. На столе лежит билет на самолет до Пекина. Он выписан на седьмое марта, у меня есть еще три дня. Я так и не понял, что здесь произошло.

Звонит телефон, раздается голос мужчины из той же конторы: ему очень жаль, что так получилось, он и не догадывался, что русская не захочет работать с иностранцем. Может быть, он пришлет ко мне чешку?

Я думаю пару секунд и соглашаюсь. Через полчаса в дверь снова стучат. Я открываю, и происходит то же самое, что и в прошлый раз, а когда я снова закрываю дверь, Сиань становится городом, в котором мне грубо отказала не одна, а сразу две проститутки.

На следующий день я зашнуровываю ботинки и чувствую себя освобожденным. Я покидаю отель и иду по магистралям города Сиань. В одном из парков я прохожу мимо каменного памятника, изображающего караван из людей и верблюдов. Рядом стоит щит со схемой старых магистральных дорог. Я ставлю указательный палец на точку в Сиань и медленно веду его до следующей большой остановки моего маршрута: индустриального города Ланьчжоу, расположенного почти в тысяче километрах отсюда.

Дальше где-то там начинается Гоби. Я думаю о проблемах с ногами и с паспортом, а еще о том, как все теперь стало сложно.

Интересно, как все будет дальше, когда я буду в пустыне?

Ходьба успокаивает меня, ведь все, что мне нужно будет делать в ближайшие шесть часов, – это ставить одну ногу вслед за другой и смотреть на здания, как они постепенно становятся ниже и реже. Я снова оказываюсь в деревне. Город провожает меня тем же зрелищем, каким и приветствовал меня неделю назад: гигантским автомобильным мостом.

Идиот

Я прилетел в Пекин на четыре дня, и это время кажется мне одновременно реальным и нереальным, как воспоминание о часто повторяющемся сне. Серым утром я приземляюсь в аэропорту и еду в знакомый район. Повсюду висят плакаты, посвященные Олимпийским играм.

Сяо Чай открывает мне дверь. Он похож на привидение, в одних трусах, в его квартире все перевернуто вверх дном.

– Жена с малышом уехали в Хунань, а я все это время работаю, – говорит он и со вздохом снова падает на кровать.

В тот день, когда у него родился сын, я заблудился в окрестностях гор у каменной деревни Ю. С тех пор прошло почти три месяца. В тот день мы часто перезванивались, и, пока я искал в горах путь обратно на главную улицу, Сяо Чай гнал на своей машине мимо меня тысячу километров на юг, чтобы присутствовать на родине при рождении своего сына.

– Кстати, в твою старую квартиру переехала какая-то фирма, – бормочет он из-под одеяла, – здесь стало скучнее, чем раньше.

Сейчас выходные, так что консульство закрыто. Я удивленно замечаю, что дни недели уже давно не имеют для меня значения.

Мне нечем заняться. Сяо Чай работает по вечерам, а днем мы смотрим фильмы и играем в видеоигры. Все почти то же самое, как будто я и не уезжал. Во дворе тоже ничего не изменилось: бабушки и дедушки радостно машут руками, продавщица во фруктовом киоске отпускает шутку по поводу моей бороды, а продавец дисков говорит: «Давно не виделись!» – и протягивает мне стопку фильмов. Сяо Чай смеется над мазью от грибка, которую мне прописали в Сиань.

– Это не помогает, уж поверь мне! Я приехал с юга, там люди знают, как это лечить. Как ты думаешь, почему это называется «нога Гонконга», а не «нога Пекина?»

Через некоторое время моя нога стоит в миске, наполненной зеленоватой жидкостью. Этот раствор пузырится и обжигает кожу.

– Тридцать минут! – говорит Сяо Чай и, ухмыляясь, протягивает мне игровой джойстик. Прошла только половина времени, а боль уже невыносимая.