Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - Кристоф Рехаге (2012)

Это была неравная битва. С одной стороны – альянс колониальных держав и жаждущих присоединиться к ним стран: Соединенные Штаты, Франция, Англия, Россия, Япония. С другой стороны – маньчжурская династия Цин, которая и без того почти полностью утратила контроль над истощенной голодом, опиумом и восстаниями империей. Когда иностранные войска вторглись в Пекин, весь императорский двор был вынужден бежать, и, как это часто бывает на закате династии, решения тогда принимал не сам император, а другое лицо: его тетя, старая вдовствующая императрица Цыси.

– Именно здесь, – старик гордо указал своим тонким пальцем на арку ворот, – под этим деревом они проходили!

Я пытаюсь представить себе Цыси: слегка кислое выражение лица и длинные острые ногти, которыми она отодвигала занавеску своего паланкина, чтобы взглянуть на мир. Интересно, сравнивала ли она деревце, которому удалось внедрить свои корни в каменную арку ворот, с иностранцами, которые в последние годы вросли в империю и теперь грозили разрушить ее? Или тогда этого деревца не существовало?

…Мне потребовалась небольшая вечность, чтобы решиться вылезти из своего теплого спального мешка и поприветствовать холодный зимний день. В гостиной я встречаю хозяйку и ее сына. Он играет в «Counter-Strike» и молча поднимает руку, а она сидит на диване и вырезает фигурку. Мне дают мантоу и стаканчик чая, и я усаживаюсь в кожаное кресло. Комната смутно отражается в черноте плоского экрана телевизора, и, пока я жую пресное тесто, мне приходит в голову, что я остановился у самой богатой семьи в этой деревне и, наверное, самой несчастной.

– Тебе нравится в Динцунь? – спрашивает хозяйка, не отрывая взгляда от поделки, и я во всех красках расписываю ей, что за жемчужина их деревня и что мой друг с телевидения был совершенно прав, когда советовал мне заглянуть сюда, чтобы познакомиться с людьми, культурой и живописными двориками этой деревни.

Она молчит и о чем-то размышляет, потом осведомляется:

– Значит, ты думаешь, иностранцам здесь понравилось бы, да?

Понравилось? Да они полюбили бы это место! Изогнутые крыши, запах горелой древесины, тихая холмистая местность…

– Может быть, мне стоит всегда сдавать эту комнату, если к нам в будущем будет приезжать много туристов, – размышляет она вслух, а ее сын на секунду отрывает взгляд от компьютера.

В деньгах у нее точно нет потребности. Большую часть года ее муж работает в южной провинции Гуандун и очень хорошо зарабатывает. Хватило и на этот большой дом, и на телевизор с плоским экраном, и на новый компьютер. Пожалуй, отсюда и особая тягостная атмосфера внутри семьи. Хотелось бы мне знать, когда в последний раз этот мальчик видел своего отца.

Снова раздается шум от фейерверка.

– Похороны у соседей, – сухо поясняет хозяйка.

Через несколько минут я уже на внутреннем дворе, украшенном цветными венками, в котором собралась скорбно перешептывающаяся толпа. Некоторые из них в белых одеяниях, но большинство в повседневной одежде. На некотором расстоянии стоит богато накрытый стол, полный фруктов и угощений, за ним установлен гроб.

«МЫ ГЛУБОКО СКОРБИМ ПО ТОВАРИЩУ ЯНУ ФУШЕНУ», – гласит плакат на стене.

Надпись выполнена черными иероглифами, и они выглядят так, как будто их малевал большой кистью кто-то неопытный в каллиграфии.

Я ловлю на себе любопытные взгляды. Маленький ребенок в ярко-красном пальто дергает маму за руку и показывает на меня. Некоторые скорбящие поднимают головы, чтобы посмотреть, в чем причина беспокойства, и, когда мой взгляд пересекается с парой заплаканных глаз, я чувствую, что мне здесь не место. Я уже давно должен был отправиться в путь и идти по заснеженной дороге, а не глазеть тут на людей, когда они прощаются со своими умершими.

Вдруг у ворот передо мной появляется хозяйка.

– Ты уже собрался идти? – спрашивает она удивленно, и ее голос звучит так, как будто я собирался пропустить бурную вечеринку.