Парижский архитектор - Чарльз Белфор (2013)

Рукопожатие Мане оказалось крепким и уверенным – именно таким, какого ждешь от человека, сумевшего заработать миллионы.

Отличный старт, подумал Люсьен. Ему стразу понравился этот пожилой, аристократического вида промышленник. Он хорошо помнил, как в 1937 году проектировал здание на рю Серван для Шарля Гастона, владельца страховой компании, – четыре этажа из светлого известняка со стеклянной, спирально закрученной лестницей внутри. Люсьен считал его своей лучшей работой.

– Месье Гастон был очень любезен, направив вас ко мне. Чем могу помочь?

Перед тем как перейти к делу, Люсьен обычно предпочитал немного побеседовать с будущим заказчиком. Но сейчас он слишком нервничал и хотел как можно скорее понять, получит ли заказ или нет.

Мане вошел в открытую дверь апартаментов 3Б, и Люсьен последовал за ним. Даже спина монсеньера Мане вызывала уважение: отменная осанка, дорогой, безупречно сшитый костюм. Настолько безупречно, что немецкий офицер непременно пожелал бы узнать имя портного.

– Итак, месье Бернар, позвольте ввести вас в курс дела. В течение некоторого времени в этой квартире будет жить мой друг, и я хочу внести в планировку некоторые изменения – такие, чтобы он мог чувствовать себя вполне комфортно, – проговорил Мане, пока они неторопливо пересекали прихожую.

Люсьен не мог представить, чего хочет от него этот пожилой человек. Пустая квартира была превосходна: высокие потолки, широкие окна, на стенах – резные дубовые панели и пилястры, обрамляющие дверные проемы, ведущие в жилые комнаты. Паркет, великолепные камины, облицованные зеленоватым мрамором. Ванные комнаты и кухня оборудованы по последнему слову техники, повсюду фарфор и сверкающий хром. По парижским меркам квартира была огромной, по крайней мере, раза в два больше, чем обычная.

Мане остановился и повернулся к Люсьену.

– Мне сказали, что архитекторы видят пространство иначе, чем остальные люди. Обычный человек воспринимает комнату такой, какая она есть, а архитектор сразу же, почти инстинктивно, начинает размышлять о том, как изменить ее к лучшему. Это так?

– Абсолютно, – ответил Люсьен не без апломба. – Вам может показаться непривлекательной какая-нибудь старая квартира, но архитектор в своем воображении способен превратить это замкнутое пространство в нечто совершенно исключительное.

Люсьен втайне волновался. Может, Мане хочет нанять его, чтобы переделать эту квартиру целиком и в совершенно ином духе?

– Вот как? Скажите, месье Бернар, вам нравится, когда вам бросают вызов? Любите решать необычные задачи?

– Еще бы! Меня всегда увлекали архитектурные проблемы, – ответил Люсьен, – и чем сложнее задача, тем лучше.

Он надеялся, что говорит именно то, что хочет услышать Мане, и если тот пожелает, чтобы он возвел прямо здесь Триумфальную арку, он бы ответил, что нет ничего проще. В военное время нельзя отказываться от работы. Любому дураку это известно.

– Что ж, хорошо, – Мане вошел в салон, обернулся и отечески опустил руку на плечо Люсьена. – Думаю, пора рассказать поподробнее об этом проекте, но сначала давайте обсудим ваш гонорар. Полагаю, двенадцать тысяч франков будет достаточно?

– Двести франков – щедрая плата, месье.

– Вы ослышались. Я сказал – двенадцать тысяч.

На мгновение повисла тишина. Цифры запрыгали в мозгу Люсьена, словно какой-то школьный учитель быстро и аккуратно записывал их мелом на классной доске. Единица, потом двойка, потом еще три нуля. Еще раз мысленно взглянув на это число, молодой человек произнес:

– Месье, это. это даже более, чем щедро. Я бы сказал, что это просто невообразимая сумма!

– Вовсе нет, если от этой суммы зависит ваша жизнь.

Люсьен решил было, что это просто шутливое замечание, и издал тот самый короткий утробный смешок, который так раздражал его жену, но приводил в восторг любовницу. Лицо его при этом осталось невозмутимым.