Дети жакаранды - Сахар Делиджани (2013)

Сестра стояла тут же, у кровати, и не спускала с Азар глаз. Но на нее Азар смотреть не желала. Будь ее воля, она вовсе забыла бы о существовании Сестры. Не только Сестры, но и всего, что за ней стояло: ареста, одиночества, страха, родов в тюрьме. Того, что в собственной стране она стала чужой, что люди вокруг смотрят на нее как на опасного врага, которого надо сломить и подчинить своей воле. Ибо само ее существование – вызов их власти, их представлениям о добре и зле, о правильном и неправильном. Она отказалась играть по их правилам, открыто заявила, что боролась не за это – и стала врагом. Она им ненавистна, ибо не верит, что у их Бога можно найти ответы на все вопросы.

Азар хотелось закрыть глаза и представить, что она сейчас где-то еще – в другом времени, в другом месте, в другой больнице; что рядом стоит Исмаил, держит ее за руку, гладит по щеке, не сводит с нее встревоженных глаз, а за дверью родильной палаты меряет шагами коридор отец, и мать сидит на краешке стула, сжимая в руках узелок с больничными вещами, готовая вбежать в палату к дочери, как только врач выглянет оттуда и скажет: «Можете зайти…»

Забывшись, она протянула руку… Пальцы сжали лишь пустоту. Одна здесь, совершенно одна.

– У нее поперечное предлежание, – послышался над головой голос врача.

Азар взглянула на свой живот. Тугой комок, выступающий примерно в районе пупка, – ее ребенок – теперь приподнялся, словно двигался в обратную сторону от родовых путей, к груди.

Врач повернулась к двум женщинам, стоящим сзади.

– Придется его протолкнуть.

У Азар пересохло во рту. «Протолкнуть»? Как это?! Две женщины – должно быть, акушерки – подошли ближе: теперь она видела их морщинистые лица и натруженные руки, деревенские руки, огрубевшие от тяжелого крестьянского труда. Обе держали какие-то тряпичные лоскутья. Азар едва не закричала от ужаса. Зачем им эти тряпки? Что они будут делать? Заткнут ей рот, чтобы ее крики не слышались за дверью? Женщины взглянули на Сестру; та взяла у одной из них лоскут и показала, как привязать ногу Азар к кровати. Азар вздрогнула, ощутив грубое прикосновение потных рук. Две женщины помялись, словно в нерешительности, затем приступили к делу. Одна взяла Азар за ноги, другая за руки. Изо всех сил, какие еще оставались, Азар сопротивлялась.

Врач прикрыла ей ноги одеялом и наклонилась вперед.

– Ну что ж, поехали.

Привязав Азар к кровати, акушерки встали по обе стороны от нее и, сплетя пальцы, положили ладони ей на верхнюю часть живота. Азар лежала беспомощная, обезумевшая от боли; сердце отчаянно колотилось в груди. Что они с ней сделают? Что сделают с ребенком? Кто эти женщины, откуда они? Да точно ли это больница?!

Она услышала собственный стон. Две женщины глубоко вздохнули, набираясь сил – разом, точно боксеры перед схваткой. Затем, широко раскрыв глаза и плотно сжав губы, натруженными крестьянскими руками, должно быть, привыкшими ощупывать воспаленное вымя коровы или ставить на дрожащие ножки новорожденного ягненка, дружно надавили на ком в животе – на ее ребенка! – толкая его вперед и вниз.

Боль была такой, что на миг Азар застыла, не в силах ни шевельнуться, ни вскрикнуть. В следующую секунду из ее груди вырвался дикий, звериный вопль. Вопль, сотрясший все тело и эхом отдавшийся в ушах. Она рвалась и билась, пытаясь оттолкнуть своих мучительниц от себя и от ребенка. Что они делают?! Они же его раздавят! Задушат! Путы не давали ей приподняться; она вытянула шею и попыталась укусить одну из женщин, но новый приступ боли опрокинул ее на кровать.

– Толкайте! – скомандовала врач.

Тугой ком в животе не поддавался. Женщины давили на него изо всех сил, сплетя пальцы, с раскрасневшимися от натуги лицами. Губы их кривились от напряжения, на лбах и носах блестели капли пота.