Дети жакаранды - Сахар Делиджани (2013)

Где сейчас Исмаил? Как он? Уже несколько месяцев о нем нет никаких известий. Жив ли… Нет, нет, нет! Азар отчаянно затрясла головой. Нельзя об этом думать! Только не сейчас! От нескольких заключенных из новеньких она слышала, что сейчас в тюрьму Эвин перевели и мужчин. Большинство мужчин. Тех, кто прошел через центр предварительного заключения Комита-Моштарак, кто выдержал допросы и все остальное, то, о чем Азар и думать не осмеливалась. Наверняка и Исмаил среди них. Наверняка он вместе с ней в тюрьме Эвин. Иначе и быть не может.

Грузовик замер, и снова распахнулась дверь. На этот раз с Азар не стали снимать повязку. Сквозь плотную черную ткань едва сочился солнечный свет. Спотыкаясь, девушка брела между Братьями и Сестрой: они вошли в какое-то здание, долго шагали по коридору, а затем попали, должно быть, в родильное отделение – здесь слышались стоны и крики рожениц. Азар ощутила прилив надежды. Быть может, ее наконец передадут в надежные руки врачей? Быть может, ее мукам конец? Повязка с одной стороны немного съехала, и Азар жадно ловила взглядом серый кафель на полу и растопыренные стальные ножки стульев. Мимо быстрым шагом проходили люди – наверняка медсестры; их Азар не видела, но ощущала колебания воздуха, словно ветерок в лицо, и слышала приглушенные шаги.

Но вот они прошли через коридор до конца и начали подниматься по лестнице. Крики рожениц звучали все глуше. Азар насторожилась, поняв, что ее ведут прочь из родильного отделения. Слезы опять вскипели на глазах, и она закусила губу, чтобы не заплакать. Новый коридор; наконец какая-то дверь отворилась перед ними, Азар ввели внутрь и приказали сесть. В изнеможении она опустилась на жесткий деревянный стул. По лбу ручьем тек пот, попадая в глаза. Вернулась боль – очередная схватка заставила ее скорчиться на стуле. «Скоро, – говорила она себе, – уже совсем скоро придет доктор, и все это кончится».

То, что к ней идет совсем не доктор, Азар поняла сразу – еще до того, как вошел. Поняла по звуку шагов за дверью – шагов мужских ног в пластиковых шлепанцах: шлип-шлеп, шлип-шлеп. Все громче и громче. Азар знала, что означает этот звук – знала, к чему готовиться. Она вцепилась в нагретый, влажный от пота металл наручников и крепко зажмурилась, всей душой надеясь, что шлепанцы прошлепают мимо двери и уйдут куда-нибудь по своим делам. Однако перед дверью шаги остановились. Сердце замерло: это за ней.

Дверь со скрипом отворилась. Из-под краешка повязки Азар видела черные мужские брюки и ноги в шлепанцах – костлявые ноги с длинными, заостренными, словно когти хищной птицы, ногтями. Слышала, как мужчина прошелся по комнате, выдвинул стул, проскрежетав по полу стальными ножками, и сел. Азар напряглась: она не видела опасность, но чувствовала – чувствовала каждой клеточкой своего тела. Ребенок в ее чреве дергался и извивался, словно в тщетных попытках к бегству. С гримасой боли она вцепилась руками в чадру.

– Ваше имя? Фамилия?

Нетвердым голосом Азар назвала свое имя. Затем имя мужа, название своей политической партии. Ударил новый приступ боли; она скорчилась, с губ слетел тихий стон. Мужчина этого словно не заметил. Он продолжал задавать вопросы – механически, как будто зачитывал по списку, не вникая в их смысл и не интересуясь ответами. В голосе звучала враждебность, вызванная усталостью и скукой – опасной скукой палача.