Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Однако гнев Джастина был вызван не только этим дерзким поступком жены, он имел более глубокие корни. Долгие годы Мадлен ставила его в неловкое положение перед родными и соседями, свободно высказывая свои мысли и отказываясь вести себя так, как подобает женщине. Впрочем, с некоторым удовлетворением вспоминал Джастин, она бывала и покорной, хоть и холодной, когда он предъявлял свои супружеские права. В конце концов, устав терпеть своеволие жены, он на время усмирил ее, тайно подливая ей в еду настойку опия. И вот теперь Мадлен опозорила его еще больше, чем прежде, открыто поселившись у своего любовника. Вся округа знала, что она намерена выйти замуж за Орри Мэйна, как только получит развод. Вот только она его никогда не получит. Но одного этого для мести Джастину было мало. Каждый день он снова и снова часами придумывал, как он уничтожит Орри Мэйна или как будет истязать свою коварную жену ножом и огнем.

Он лежал в теплой воде, которую слуги налили в тяжелую цинковую ванну в его спальне. От намокших волос по воде расходились темно-коричневые круги краски. Отсутствие седины не скрывало возраст Джастина, а, напротив, еще больше привлекало внимание к его волосам, цвет которых был столь очевидно ненатуральным. Это делало его похожим на восковую мумию, но ему было все равно.

Все последние дни он не находил себе покоя, и не только из-за жены. С гвардией Эшли тоже шло не все гладко. Этот добровольческий полк они с братом Френсисом создали для местной обороны еще в те тревожные дни, когда продолжалась осада форта Самтер.

Левую половину его лица закрывал лоскут белого шелка, сложенный в несколько раз и повязанный вертикально. Когда он пытался удержать Мадлен, она схватила висевшую в холле фамильную саблю и довольно неуклюже замахнулась на него, но от одного удара старого зазубренного лезвия на лице Джастина остался красный след – от левой брови до середины подбородка, через верхнюю губу. Эта неровная, медленно заживающая рана мучила его не только физически, но и морально. Как же он ненавидел эту проклятую сучку!

Душный день был в самом разгаре. Тени от свисающих прядей испанского мха на черных дубах за окнами рисовали причудливые узоры на полу из сосновой доски, пораженной плесенью. Внизу, под верандой второго этажа, его брат выкрикивал отрывистые команды. В этот день Джастин, который уже был сыт по горло безрезультатными попытками научить хоть чему-нибудь эту голь перекатную (все джентльмены их округа, кроме однорукого мерзавца Мэйна, записались в другие отряды), поручил Френсису проводить строевые занятия, а сам решил отдохнуть.

Его брат не пожалел денег на обмундирование для полка. На вешалке рядом с ванной красовались канареечно-желтые брюки и светло-зеленый мундир с галунами во французском охотничьем стиле. Довершали форму красивые высокие сапоги до колен, надевавшиеся поверх брюк – тоже на французский манер.

Однако, несмотря на немалые траты, к ним не особо стремились те, кто смог бы по достоинству оценить стоимость и оригинальность этой формы, а также редкую удачу оказаться под началом таких людей, как Ламотты. А этот Уэйд Хэмптон, чтобы ему провалиться, одел своих кавалеристов в какие-то серые хламиды, отчего они стали похожи на пастухов, и все равно не знал отбоя от желающих.

Но Джастин ненавидел плантатора из Колумбии не только за это. Первый Хэмптон приехал в Каролину намного позже Ламоттов, но теперь это имя пользовалось гораздо большим уважением. Джастин прожил почти все свое состояние, достаток же Хэмптона только рос без всяких видимых усилий с его стороны, и все считали его самым богатым человеком штата.