Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Еще в Чарльстоне он искал небольшие подарки для жены и дочери. Бедняжка Мари-Луиза сейчас переживала безутешное девчоночье горе – ее любимый Люциус Чикеринг после отставки Купера вернулся в Ричмонд. Ничего лучшего, чем два весьма небрежно сшитых саше, в обнищавших лавках найти не удалось. Купер достал одну из подушечек, отвернул коричневую оберточную бумагу, принюхался.

– Черт…

Аромат, и с самого-то начала очень слабый, почти исчез. Дешевка. Проклятые спекулянты…

Оглушительное воронье карканье, неожиданно раздавшееся, как ему показалось, сразу со всех сторон, едва не заставило его выронить саше. Купер сунул подушечку в карман и вдруг услышал чей-то голос:

– Эй, мистер Купер!

Он выхватил пистолет из внутреннего кармана:

– Кто здесь?

– Вам меня не увидать, мистер Купер. А вот я вижу вас хорошо.

Купер сразу узнал этот голос. Чуть сзади него, слева от дороги, зашелестели листья пальм.

– Каффи? Это ты?

Молчание сказало ему, что он не ошибся. Над пустой дорогой снова раздались хриплые крики ворон, а потом – тот же голос, только теперь в нем слышалась злоба.

– Услыхал, что вы вернулись. Вот и решил вам кое-что сказать. Скоро тут все переменится. Те, кто был внизу, станут главными.

– Покажись, если ты мужчина!

Тишина.

– Каффи!

Каффи-каффи-каффи — прокатилось вдаль гулкое эхо. Лошадь Купера дернулась, и он резко натянул поводья.

– А потом ничего здесь не останется. Сгорит. Сгинет на веки вечные. Помните об этом… – С каждым словом голос становился все глуше, пока не умолк совсем; осталось только эхо, потом в последний раз зашуршали листья, и все стихло.

Обливаясь по́том, Купер повел пистолетом влево, вправо, но никакой другой мишени, кроме клиноголовой голубой ящерицы, которая метнулась через дорогу перед испуганной лошадью, не увидел. Он с отвращением посмотрел на пистолет в своей руке и стал с такой яростью засовывать его обратно в карман, что порвал подкладку.

Потом он пустил несчастную клячу галопом вдоль реки. Вороны продолжали кричать, и почему-то их крики очень напоминали язвительный смех.

Глава 118

Той осенью в окопы вокруг Питерсберга прокрались волки. Вырыли себе нору в грязи, свернулись и, не переставая рычать, стали ждать своих мучителей.

Волки ели горелую кукурузу, но больше всего хотели снова глотнуть крови. У этих двадцатилетних щенков были глаза матерых хищников, повзрослевших от долгих убийств.

Подступивший холод выбелил многие лица; другие еще несли следы жаркого летнего солнца. Но все они – красные и белые – были грубыми и суровыми. Беспощадными.

Со своими оловянными кружками, одеялами, патронташами и ружьями эти мальчики с плантаций, ферм из маленьких городков прошагали с бесконечными боями через всю страну. Теперь они подошли к последнему рубежу – с огрубевшей кожей на голых ногах, в истрепанных мундирах, с вечными поносами и кишками, поющими, как трубы в гостинице. Они сидели в окопах, не имея уже ничего, кроме мужества и своей славы, которая была больше их всех. И даже если бы их число превышало впятеро, она все равно была бы больше. Их слава стала настолько огромной, что уже было ясно, что она точно переживет и эти громкие речи, и патриотические лозунги, которых теперь никто не помнил, и тех, кто послал их сюда ради какой-то глупой цели, и даже их кости.

Когда землю покрыл первый снег, волки превратились в легенду. Это была армия Северной Виргинии.

Звук донесся справа от разбитой лежневки и затих раньше, чем Орри успел это понять. Он повернул в ту сторону. Два молодых необстрелянных виргинца из временной бригады Монтегю последовали за ним. Они ехали вдвоем на одном жеребце; теперь из-за нехватки лошадей это стало обычным зрелищем на оборонительных линиях Питерсберга.