Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Это заявление встревожило учеников. Самый старший из них, Цицерон, возражал громче всех. Недавно овдовевший раб был уже слишком стар для полевых работ и теперь прислуживал в доме. В свои почти семьдесят лет он поклялся, что непременно научится читать и писать до следующего дня рождения. Все твердил, что хотя бы умрет образованным человеком, если уж не удастся дожить до того, чтобы умереть свободным.

Каффи, который каждый вечер стоял на одном и том же месте, наконец подал голос:

– Да, пора с этим кончать.

Энди вскочил на ноги:

– Если ты ничему учиться не хочешь, проваливай отсюда!

Какая-то пожилая женщина начала тихо молиться. Каффи бешеным взглядом обвел всех, ища, кто это сказал. Женщина благоразумно спряталась за спину Цицерона.

Джейн всегда изо всех сил старалась скрыть свои чувства к Энди. Он был ее лучшим учеником, и понятно почему. Они встречались почти каждый вечер, так что она могла заниматься с ним дополнительно. А когда Мадлен в последний раз посылала его в Чарльстон, он даже умудрился где-то раздобыть один из учебников Уильяма Макгаффи, которые он написал специально для школ, где учились дети белых.

Вернувшись, Энди с гордостью показал Джейн книгу. Он достал ее из-за пазухи и торжественно протянул ей, как будто это было некое бесценное сокровище, а не истрепанные страницы, которые с трудом держались под заплесневелым переплетом при помощи нескольких ниток и капель клея. Как именно он получил «Первый сборник для чтения», Энди не объяснил, а на вопрос Джейн лишь пожал плечами, сказав: «О, это было нетрудно». Разумеется, Джейн понимала, что он лукавит. В Южной Каролине любой чернокожий, получивший в руки книгу, подвергал себя смертельной опасности.

Энди быстро продвигался в учебе, и это было одной из причин того, что чувства Джейн к нему менялись. Он уже дважды робко целовал ее. В первый раз в лоб, во второй – в щеку. Этот пылкий, целеустремленный молодой человек менял и ее собственную жизнь, хотя она пока до конца не осознавала этого.

– Я-то могу! – рявкнул Каффи в ответ на слова Энди. – Только нам всем уходить надо. В Бофорт подаваться – вот что. Мы же теперь свободные.

Весть о Прокламации Линкольна уже разлетелась по округе как невидимый пожар. Люди в Монт-Роял, никогда не видевшие портрета президента Союза, произносили его имя с таким трепетом, словно он был неким божеством.

– Ну да… – сказал Цицерон, погрозив Каффи пальцем, – пойдешь в Бофорт и с голоду там помрешь, потому как ты глупый, неграмотный ниггер, ни читать не умеешь, ни имя свое написать.

– Попридержи язык, старик!

Цицерон не испугался и взгляда не отвел.

– Никто в Бофорте с голоду не помрет, – обратился Каффи уже ко всем. – Они там дают землю свободным. И мула в придачу.

– А когда ты вырастишь урожай, – сказал Энди, – белые перекупщики тебя надуют, потому что ты ничего в этом не смыслишь и считать не умеешь.

– Я-то выращу, – с яростью повернулся к нему Каффи, – а вот из тебя, ниггер, белые уж точно вырастили послушную скотину. У тебя желе вместо хребта!

Энди бросился к нему, но старик Цицерон шагнул ему навстречу, перегородив дорогу, и с трудом сдержал молодого негра. Темные руки, державшие огарки свечей, задрожали от испуга, и по стенам заметались беспокойные тени.

– Мне так же противно быть вещью, как и тебе! – выкрикнул Энди. – Я видел, как продали мою мать, а потом младшую сестру. Думаешь, я люблю тех, кто это делает? Нет, но я больше думаю о себе, чем о ненависти к ним. Я хочу стать свободным, Каффи, но я не смогу устроить свою жизнь, если останусь таким же тупицей, как ты!

В комнате повисло молчание.

Взгляды перебегали от одного к другому. На белом потолке плясали тени. Негры тихо перешептывались, переминаясь с ноги на ногу. Каффи сжал кулак и потряс им в воздухе:

– Однажды я доберусь до тебя и выдерну твой язык!

– Постыдись! – сказал Цицерон негромко, но твердо.