Кавалер Красного замка - Александр Дюма (1845)

– Разумеется, вот почему не рассуждает даже этот человек, а только уходит со слезами на глазах.

– О чем же ему еще думать?

– Как о чем? Да о том, что своего сына три месяца не видела та женщина, с которой он сам обходится чрезвычайно жестоко. Он не думал о ее горе; толкует только о своей печали, вот и все. Правда, женщина эта была королевой, – продолжал сержант таким насмешливым тоном, который объяснить было бы очень трудно, – а ведь с королевами никто не обязан быть столь же учтивым, как с женами помощников.

– Как бы то ни было, все это очень печально, – сказал Дево.

– Печально, но необходимо, – прибавил Лорен, – лучше всего, как ты говоришь, вовсе не рассуждать.

И он запел рассеянно:

И вот Нисета,

Томна, бледна,

Среди лужайки

Сидит одна.

Лорен не успел допеть буколический куплет, как вдруг послышался страшный шум слева от караульни. Проклятия смешивались с угрозами и воплями.

– Что там такое? – спросил Дево.

– Детский голос, – отвечал Лорен, прислушиваясь.

– В самом деле, – продолжал национальный гвардеец, – бьют какого-то мальчика. О, сюда надобно посылать только таких людей, у которых нет семьи.

– Ну, пой же! – кричал грубый пьяный голос.

И тот же голос запел, заставляя кого-то запомнить и потом повторить:

Госпожа Вето обещала

Перерезать весь Париж…

– Нет, – отвечал мальчик, – не стану петь.

– Пой, пой, тебе говорят!

И тот же голос начал снова:

Госпожа Вето обещала…

– Не стану, – твердил мальчик, – не стану, не стану!

– Ах ты мерзавец! – сказал грубый голос.

В воздухе раздался свист ремня, и мальчик протяжно застонал от боли.

– Черт возьми! – вскричал Лорен. – Подлец Симон опять бьет маленького Капета.

Иные из национальных гвардейцев пожали плечами; человека два или три попробовали улыбнуться. Дево встал.

– Я уже говорил, что отцы семейства не должны входить сюда.

Вдруг отворилась дверь, и хорошенький мальчик, преследуемый бичом своего сторожа, выбежал во двор; но едва пробежал он несколько шагов, как что-то тяжелое полетело за ним на мостовую и сильно ударило ему по ноге.

– Ай, ай, ай! – закричал мальчик.

Ноги у него подкосились, и он упал на колено.

– Принеси мне колодку, чудовище, а не то…

Мальчик встал и мотнул отрицательно головой.

– А, вот как! – закричал тот же голос. – Так погоди же, вот мы увидим, погоди!

И сапожник Симон выскочил из своей каморки, как дикий медведь из берлоги.

– Послушай-ка! – закричал Лорен, нахмурив брови. – Куда ты так бежишь, почтеннейший Симон?

– Наказать медвежонка, – отвечал сапожник.

– А за что? – спросил Лорен.

– Как за что?

– Да, за что?

– За то, что эта дрянь не хочет ни петь, как следует доброму патриоту, ни работать, как следует доброму гражданину.

– А тебе какое дело до этого? – возразил Лорен. – Разве народ поручил тебе Капета для обучения пению?

– А ты что вмешиваешься, гражданин сержант? – сказал удивленный Симон.

– Почему я вмешиваюсь? Потому что это дело касается каждого честного человека. Бесчестно честному человеку смотреть, как бьют ребенка, и не остановить такое дело.

– Да он сын тирана!

– Да ведь он ребенок!.. Ребенок не участвовал в преступлениях отца; ребенок этот ни в чем не виноват, и потому его не следует наказывать.

– А по-моему, мне его дали для того, чтобы я делал из него что мне угодно. Я хочу, чтобы он пел песню про госпожу Вето, и он будет петь.

– Но, жалкий человек, подумай, что госпожа Вето – мать этого мальчика, неужели ты захочешь, чтобы твоего сына заставили петь, что ты каналья?

– Разве я каналья? – прорычал Симон. – Ах ты аристократ проклятый!

– Нельзя ли без ругательств? – сказал Лорен. – Ведь я не Капет и меня насильно петь не заставишь.