Время, назад - Филип Дик (2011)

— Кой черт, да конечно же нет. Она любит своего мужа и… — Он мгновенно прикусил язык; теперь отец Файн легко догадается, почему он говорил, что она не замужем, и ему будет ясно, что это Лотта. — Он мой друг, и я не хотел бы причинять ему боль.

«Но я же действительно ее люблю, — думал он. — Потому мне и больно, оттого и все эти терзания. Если ты любишь девушку, тебе хочется быть с ней, это естественно, это биология».

— Только имен не называйте, — предупредил отец Файн. — Не знаю, много ли вы знаете об исповеди, но имен тут никогда не называют.

— Я перед вами совсем не исповедуюсь, — возмутился Тинбейн. — Я просто хочу узнать ваше профессиональное мнение.

А может, он и правда исповедовался — в грехе? В некотором смысле, да; он просил о помощи, но в то же самое время хотел получить прощение. Прощение за мысли, прощение за возможные действия, прощение за свою внутреннюю сущность, ведь это она стремилась к Лотте Гермес и была готова ради достижения цели одолеть любые преграды, как лосось, самозабвенно рвущийся против течения.

— Человек, — сказал отец Файн, — это тоже в чем-то животное, со всеми животными страстями. Мы в этом не виноваты, и вы тоже не виноваты в своих тайных позывах, преступающих Божий моральный закон.

— Это да, — горько сказал Тинбейн, — но есть же у меня и высшая сущность.

«Только она, — подумал он, — ведет себя крайне вяло, ни в какие дела не лезет. Правду говоря, ничто во мне особо не противится… Я нуждаюсь, — осознал он вдруг, — не в совете, что правильно и что неправильно, и даже не в отпущении грехов. Я нуждаюсь в четком плане, как мне все это провернуть!»

— Тут уж я ничем не могу вам помочь, — печально сказал отец Файн.

— Что? — вздрогнул Тинбейн. Теперь он почти не сомневался в телепатических способностях священника. — Ну точно, вы умеете понять, о чем человек думает.

Ему уже очень хотелось закончить эту беседу, но делать это самому было как-то неудобно, а пастор совсем не спешил его отпускать. За обращение за помощью приходилось расплачиваться.

— Вы не боитесь поступить плохо, — сказал отец Файн. — Вы боитесь, что ничего не получится и все об этом узнают. Вот эта девушка, про которую вы говорили, и ее муж — вы боитесь, что потерпите неудачу и они объединятся против вас, а вас самого оставят ни с чем. — Его голос звучал горько и укоризненно. — Ну, скажем, вы попытаетесь к чему-то там принудить эту девушку, а она испугается и бросится к мужу, что совершенно естественно, и где же вы будете тогда?

По полицейской рации дежурный пробубнил какое-то сообщение, относившееся к кому-то другому и к совсем другой части Лос-Анджелеса. Тинбейн, однако, воспользовался случаем и сказал:

— Это меня, нужно лететь. — Он открыл дверцу перед пастором, а когда тот вышел, сказал без особой искренности: — Огромное вам спасибо.

Дверца за пастором захлопнулась, и тот ушел обратно в дом.

Тинбейн взмыл в небо и погнал, не особо выбирая направление — лишь бы подальше от «Флакона Гермеса».

Когда на пороге появился отец Файн, Себастьян Гермес заметил на его лице явную обеспокоенность и сказал:

— Видно, у него серьезные проблемы.

— А у кого их нет? — откликнулся пастор, все еще погруженный в размышления.

— Давайте ближе к делу, — обратился Себастьян к нему и к Бобу Линди, уже приступившему к работе. — Я проверял жука, установленного на могиле Анарха Пика, и вроде бы расслышал удары пульса. Еле слышные, аритмичные, но что-то мне подсказывает, что возрождение уже близко.

— Он же стоит, небось, миллион поскредов, — заметил Линди.