Истории жизни (сборник) - Анна Гавальда (2012)

Вторую половину дня мы проводим на чердаке. Девочки наряжаются. Люси машет веером перед лицом сестры:

– Вам жарко, госпожа графиня?

Госпожа графиня не может шевельнуться, слишком уж много надела шляп.

Мы сносим вниз старую колыбельку. Люси говорит, ее надо покрасить.

– В розовый цвет? – спрашиваю я.

– Как ты догадалась?

– Я очень умная.

Звонит телефон. Люси снимает трубку. Долго слушает, наконец спрашивает:

– Хочешь поговорить с мамой?

Немного погодя вешает трубку. Но к нам не возвращается.

Я помогаю Марион разобраться с колыбелькой.

Спустившись на кухню, нахожу дочь за столом. Сажусь рядом.

Мы смотрим друг на друга.

– А вы с папой когда-нибудь полюбите друг друга снова?

– Нет.

– Ты уверена?

– Да.

– Я так и знала…

Встав, она добавляет:

– Знаешь, что я еще хотела тебе сказать?

– Нет. Что?

– А то… что птички, они уже все съели…

– Правда? Ты точно знаешь?

– Ну да. Пойди сама посмотри…

Она обошла вокруг стола и взяла меня за руку.

Мы стоим у окна. Я и маленькая белокурая девочка в старом пластроне от смокинга и съеденной молью юбке. Ее «You’re a Barbie girl» вдеты в прабабушкины ботинки. Моя материнская рука обнимает ее за плечи. Мы смотрим, как деревья в саду сгибаются под ветром, и думаем, скорее всего, об одном и том же…

*****

В ванной так холодно, что я боюсь высунуть плечи из воды. Люси намылила нам головы шампунем и придумывает потрясающие прически. «Смотри, мама! – взвизгивает она. – У тебя на голове рожки!»

Это я и без нее знаю.

Веселого тут мало, но я смеюсь.

– Почему ты смеешься?

– Потому что я глупая.

– А почему ты глупая?

Мы вытерлись, пританцовывая.

Надели ночные рубашки, носки, тапки, свитера, халаты, а поверх – снова свитера.

Потом мои пингвинята спустились вниз – поесть супу.

Электричество вырубилось в том самый момент, когда слоненок Бабар баловался с лифтом универмага под разгневанным взглядом портье. Марион расплакалась.

– Подождите, сейчас я все исправлю.

– У-у-у-у-у…

– Прекрати, крошка Барби, ты расстроишь сестру.

– Не называй меня крошкой Барби!

– Тогда перестань.

Дело было не в переключателе и не в пробках. Ставни хлопали, двери скрипели и стонали, весь дом был погружен в темноту.

Сестры Бронте, молитесь за нас!

Когда же наконец вернется Пьер?

Я стащила матрас девочек вниз, на кухню, – без электрического радиатора наверху они спать не могли. Обе были ужасно возбуждены и прыгали как блохи. Мы отодвинули стол и бросили их «походную кровать» на пол перед камином.

Я улеглась между ними.

– Мам, а Бабар? Ты не дорассказала…

– Тсс, Марион, тсс! Лучше смотри прямо перед собой. Смотри на огонь! Он поведает тебе много интересного…

– Да, но…

– Тссс…

Они мгновенно заснули.

Я прислушивалась к шорохам в доме. В носу у меня щипало, и я терла глаза, чтобы не плакать.

Моя жизнь похожа на эту кровать, думала я. Хрупкая. Зыбкая. Подвешенная.

Я все ждала, что дом вот-вот сорвется и улетит прочь.

Я думала о том, что теперь я брошенная женщина.

Забавно, как некоторые образные выражения оказываются не просто образными. Ведь нужно хоть однажды сильно испугаться, чтобы понять, что такое «холодный пот», или серьезно поволноваться, чтобы осознать, каково оно, когда «сосет под ложечкой». Разве не так?

«Брошенная женщина» – то же самое. И кто только такое придумал?

Бросить за борт.

Оторвать и бросить.

А самому сняться с якоря.

Выйти в открытое море, расправить крылья и предаваться любви на других широтах.

И правда, лучше не придумаешь…

Я становлюсь злобной, это хороший признак. Еще несколько недель – и я подурнею.