Не самое главное - Паоло Соррентино (2016)

Пеппино с Антонио стоят перед “пандой” Пеппино.

Пеппино разглядывает результат прерванного полового акта, оставленный на фикусе за туалетом одного заведения.

Он спрашивает у Антонио, сколько ему лет. Тот не отвечает.

Вместо этого он открывает дверцу “панды” и садится в машину. Сразу засыпает.

Пеппино растроган.

Антонио просыпается и делает то, что Пеппино будет помнить до самой смерти: запирает дверцу на замок, хотя стекло опущено. И опять засыпает.

Вернется Метелла или нет, Пеппино за четыре секунды понимает, что теперь вся его жизнь и вся любовь, на которую он способен, принадлежит существу, которое запирает дверцу машины, не подняв стекла.

Какой же он дурак, Пеппино. Еще секунду назад он думал, что его единственная любовь – музыка.

На самом деле его любовь зовут Антонио.

Тогда Пеппино расплакался. Последний раз в жизни.

Потом пришлось закатать рукава.

Где же Метелла?

Как у нее хватило духа бросить сына, оставив его жалкому певцу из пиано-бара?

Неужели Антонио мой сын?

Загадочное существо, которое часами разглядывает вилку, потом вскакивает и принимается пинать стул, пока тот не превратится в груду деревяшек.

Помню только, что у Метеллы были короткие волосы. Каштановые, оттенка, какого я раньше не видел. Морозный каштан.

Всего этого Пеппино Валлетта никогда не говорит вслух.

Пеппино не плачет. Хотя у него есть такое право. Он с жизнью на “ты”.

Ночная жизнь – иллюзия. Или аллюзия на голые и потные женские бедра, запах которых смешан с почти выветрившимися духами.

Реальность Пеппино – его сын. Все настоящее связано с детьми.

Остальное – фоновый шум, мистификация. Чем старше Антонио, тем меньше Пеппино замечает все остальное.

По ночам Пеппино играет на пианино, поет и выпивает до двенадцати бокалов виски со льдом.

Утром, разбуженный в восемь часов воплями, которые сопровождают разрушительную деятельность Антонио, Пеппино в очередной раз понимает, что проспал всего три часа.

Чтобы не отправиться на тот свет, до шести вечера Пеппино нюхает кокаин.

Никакого удовольствия от кокаина он не получает.

До заката он трезв. Сидит в одиночестве и скучает, разглядывая в море гигантские яхты, на которых ему доводилось плавать.

Когда на яхте устраивают праздник, его ставят где-нибудь в углу, чтобы не мешал. Так он и поет в углу. Зато платят по двойному тарифу.

Нечеловеческими усилиями он накопил семь тысяч евро. Вот о чем он думает на закате. Это наследство он оставит парню, который даже не знает, что такое семь тысяч евро.

Он вообще ничего не знает.

Вглядываясь в прозрачное морское дно у берегов Сардинии, Пеппино находит силы подумать о чем-то хорошем:

“Рано или поздно я напишу книгу – расскажу обо всем, что повидал за годы работы”.

Пеппино есть что рассказать. Он видит мир в мгновение, когда все всплывает на поверхность, когда наружу выплескиваются соблазн и пошлость, мерзость и надежда.

Ночь, между прочим, всегда дарит надежду.

Наглецы, отчаявшиеся актриски, мрачные арабы, политики без тормозов, неряшливые аристократки, путаны, которым до смерти наскучила развеселая жизнь, сердитые юноши, девчонки, которые умирали от стеснения, пока не нашли белый порошок, неаполитанские семьи, готовые залезть в долги, лишь бы занять в “Твенти” столик в первом ряду, ростовщики, представители фирмы “Пионер”, приехавшие прямо с работы клерки в белых рубашках, которые уже выпростались из брюк, бизнесмены, ослабившие узел галстука, танцы на столе, белоснежный лен скатерти, натужный смех, который никому не помогает раскрепоститься, бурные аплодисменты, текущий ручьями пот, потерянные золотые браслеты – на следующий день за ними в пиано-бар придет филиппинец, который не говорит по-итальянски.

Ночь, между прочим, всегда означает потерю.