Не самое главное - Паоло Соррентино (2016)

Это просто хобби, не лучше и не хуже других, – поняла Ада, стоя за прилавком аптеки.

На наркоманов было больно смотреть: они уходили и возвращались – и всякий раз казались все меньше ростом, все тщедушнее.

Ада решила больше не продавать шприцы. Но наркоманы все равно заглядывали в аптеку. Всегда найдется кто-нибудь новенький, кто-нибудь, кто еще не знает, что здесь шприцами не торгуют. После их визита остается осадок: уже отвыкла иметь дело с такими клиентами.

Зато мужчины отличаются педантичностью. Требуют подробнейших объяснений. Называют диагнозы. Просят совета. Словно в упаковку не положена инструкция. Смерть видится им повсюду, она прячется за простудой и первыми признаками ревматизма. Мужчины не умеют плакать и не хотят проживать жизнь наполовину.

Вздыхают:

“Как же они справятся без меня?”

Но те, кто остаются, потом как-то справляются.

Вечная ошибка мужчин – бесконечно преувеличивать собственную значимость.

Умирающие забывают, что для тех, кто остается, всякая смерть – боль и освобождение одновременно.

Поскольку умирающие страдают, они верят только боли.

Сорок пять лет. Ада Бакко подсела на мазь для спины “Лазонил” и мазь от простуды “Викс вапораб”.

Обычные паллиативные средства, помогающие вернуться в детство, когда ей было девять лет.

Когда не надо было ни от чего выздоравливать, потому что все, что ей было нужно, – болеутоляющее действие мазей и мамы.

Когда нежные мамины руки мазали ее хрупкое и слабое тело, даря спокойствие, которого Ада с тех пор не испытывала.

Мамы и мази – одно и то же.

Пока не повзрослеешь.

В том-то и трагедия: все, что мы чувствовали в детстве, потом уже не испытать.

Фруктовые леденцы, которые она сосала в восемь лет, – совсем не похожи на сегодняшние, хотя представитель фирмы всякий раз клянется, что с тех пор их рецепт не изменился.

Изменилась Ада. Она привыкла к жизни. Оттого ей и плохо.

Дело в том, что, как она говорит, разум и опыт ослабляют силу и полноту детских переживаний.

В детстве ты не сталкиваешься с бюрократическими кознями времени и с медленным течением жизни.

У детей мир похож на интересное кино.

Режиссеры вряд ли догадываются, что кино – и это тоже. Кино – мир глазами ребенка.

Значит, работа в аптеке – не только воплощение детской мечты работать в аптеке.

Это разочарование. Как и все остальное.

По утрам, лежа в постели, прежде чем окончательно проснуться, Ада Бакко перечисляет в уме все разочарования в своей жизни.

Вот они.

В девятнадцать лет она была разочарована, когда прошла вместе с друзьями тест и обнаружила, что у нее очень высокий IQ.

Будучи умной, она сразу поняла, что этот дар принесет ей одни беды и огорчения. Так оно и случилось.

Год спустя жизнь подтвердила ее догадку.

Джачинто, сын богачей, будущий нотариус, бросил ее, потому что он якобы ее не достоин.

Она-то полагала, что ловко скрывает свое очевидное превосходство.

Но даже ее молчание красноречиво говорило: между ней и женихом огромная разница.

От собственного ума не сбежать. Это ловушка.

Аду ничуть не утешило, что Джачинто – как она узнала много лет спустя – не пошел по стопам отца и не стал нотариусом, а умер от передозировки в своем “порше”, на стоянке у автострады по пути в Геную.

На соседнем сиденье нашли рекламу проигрывателя hi-fi.

Радужная перспектива, но она его не спасла.

Ада разочарована закатами.

Разочарована матерью. Той, которая оживлялась только когда собиралась отлучиться. Исчезнуть неизвестно куда.

“Где ты была?” – робко спрашивал отец Ады.

Мать отвечала долгим молчанием.

Когда любовь бьется головой о стенку, дойдешь до сумасшедшего дома.