Цвет жизни - Джоди Пиколт (2016)

Если последние несколько месяцев и научили меня чему-то, так это тому, что дружба — дымовая завеса. Люди, которые кажутся тебе надежными, на поверку оказываются игрой света; а потом ты понимаешь, что есть и другие, которых ты воспринимала как должное, твой фундамент. Год назад я бы сказала, что мы с Корин близки, но оказалось, что это соседство, а не единство. Мы поддерживали отношения, покупали друг другу подарки на Рождество и ходили есть тапас вечером по четвергам не потому, что у нас было много общего, а потому, что мы работали вместе так долго, что проще было продолжать привычные разговоры, чем расходиться и учить своему языку кого-то другого.

Одетт просит Корин назвать свое имя и адрес. Затем спрашивает:

— Вы работаете?

Корин со свидетельской трибуны смотрит мне в глаза, потом ее взгляд ускользает.

— Да. В больнице Мерси-Вест-Хейвен.

— Вы знаете обвиняемую по этому делу?

— Да, — признает Корин. — Знаю.

Но она не знает, не знает по-настоящему. Она никогда не пыталась этого сделать.

Справедливости ради надо сказать, что и я сама толком не знала, кто я такая.

— Как давно вы знакомы? — спрашивает Одетт.

— Семь лет. Мы вместе работали медсестрами в родильном отделении.

— Понятно, — говорит обвинитель. — Вы обе работали второго октября 2015 года?

— Да. Наша смена началась в семь утра.

— Вы в то утро занимались Дэвисом Бауэром?

— Да, — говорит Корин. — Но передала его Рут.

— Почему?

— Наша руководитель, Мэри Мэлоун, попросила.

Одетт громко требует принести копию медицинской карточки.

— Я хочу обратить ваше внимание на эти бумаги. Можете ли вы объяснить присяжным, что это?

— Это собрание медицинских записей, — объясняет Корин. — Дэвис Бауэр был пациентом, поэтому на него завели карточку.

— В самом начале карточки есть записка?

— Да, — говорит Корин и читает ее вслух: — «Афроамериканским сотрудникам с этим пациентом не работать».

Каждое слово — пуля.

— В результате ребенок был переведен от ответчицы к вам, верно?

— Да.

— Вы наблюдали реакцию Рут на эту записку? — спрашивает Одетт.

— Да. Она рассердилась и расстроилась. Она сказала, что Мэри отстранила ее, потому что она Черная, а я сказала, что на Мэри это не похоже. Ну, что дело вовсе не в этом. Она не захотела меня слушать. Сказала: «Подумаешь, одним ребенком больше, одним меньше. Мне все равно». А потом она умчалась.

Умчалась? Я спустилась по лестнице вместо лифта. Удивительно, как события могут менять форму и содержание — точно воск, пролежавший на солнце слишком долго.

Нет такого понятия, как факт. Есть лишь то, как ты воспринимал факт в определенное время. Как ты пересказываешь факт. Как твой разум обрабатывает факт. Невозможно исключить рассказчика из рассказа.

— Дэвис Бауэр был здоровым ребенком? — продолжает обвинитель.

— Так казалось, — признает Корин. — Он слабо ел, но это не сочли чем-то особенно важным. Многие дети поначалу медлительны.

— Вы были на работе в пятницу третьего октября?

— Да, — говорит Корин.

— А Рут?

— Нет. Ей тогда вообще не нужно было приходить, но у нас не хватало рук, и ее позвали поработать еще одну смену… с семи вечера до субботы.

— Значит, всю пятницу вы были медсестрой Дэвиса?

— Да.

— Вы выполняли какие-либо процедуры с ребенком?

Корин кивает.

— Примерно в половине третьего я взяла кровь из пятки. Это стандартный анализ, он делался не потому, что ребенок больной, всем новорожденным его делают… Кровь отправляют в лабораторию на проверку.

— В тот день у вас возникли какие-либо сомнения относительно вашего пациента?

— У него по-прежнему были трудности с сосанием, но, опять же, это обычное дело для новорожденных и матерей, рожающих в первый раз. — Она улыбается присяжным. — Слепой ведет слепого, и все такое.