Вторая гробница - Филипп Ванденберг (2001)

– Вот именно, – спокойно ответил Кидик, – но все, что касается вашего с ней родства, вы должны немедленно выбросить из головы. Забудьте, что вы – ее дядя. Вы очень знамениты, мистер Картер, всемирно знамениты, и молодая женщина рядом с вами привлечет к вам еще больше внимания. Любая американская газета предпочтет поместить вашу с Филлис фотографию, Чем снимок какого-нибудь политика. В этом вся разница между Америкой и Европой: в Европе на первой полосе вы по привычке видите политика во фраке, в Америке же вам с первой страницы всегда улыбаются красивые женщины. Впрочем, я не могу себе представить, что вам неприятно находиться в обществе очаровательной мисс Филлис.

– Нет, конечно нет, – растерянно произнес Картер.

– Вот видите, – перебил его Кидик, – с сегодняшнего дня я не хочу слышать слов «дядя» и «племянница». Это касается и вас, мисс Филлис. Вы меня поняли?

– Да, мистер Кидик, – с улыбкой ответила девушка.

Говард молчал.

Был уже полдень, и солнце стояло высоко в небе, когда раздалась корабельная сирена «Беренгарии». От каюты к каюте, от палубы к палубе ходили юнги и весело кричали:

– All shore that's going ashore! – что значило примерно следующее: «Все в землю, что принадлежит земле!»

Говард и Филлис подошли к перилам, на которых были завязаны тысячи разноцветных ленточек. Легкий бриз развевал их. Провожатые на берегу крепко держали причальные канаты. Тут громкий шум потряс корабль. Паровые двигатели начали работать. Вздымая пену, по бокам «Беренгарии» двинулись два буксира. Каботажные суда, паромы и пара грузовых кораблей казались карликами по сравнению с океанским лайнером. Разноцветные ленты отрывались одна за одной, некоторые падали в воду, как пожухлая листва. Через какое-то время буксиры отстали и «Беренгария», развернувшись своим высоким, почти вертикальным носом на запад, поплыла мимо острова Уайт.

Стюарды предлагали всем пассажирам шампанское. С юта доносились звуки корабельного оркестра. Все это задавало тон прощанию с берегом. Картер не мог не вспомнить при этом свои прежние морские путешествия, когда ему пришлось жить в каюте на промежуточной палубе. А что теперь? За несколько недель его жизнь изменилась до неузнаваемости. Раньше солнечная сторона жизни была для него незнакома и недостижима, как самая высокая гора в Гималаях. Теперь он в один момент достиг всего, о чем так долго мечтал всю жизнь. Турне по Америке обещало ему большие деньги. И все-таки в такие моменты, как этот, Говард спрашивал себя, действительно ли он принадлежит к этому миру. У него возникло сомнение, сможет ли он стать счастливым от такой жизни. Сможет ли он стать счастливым, если в сердце по-прежнему будет пустота.

– Говард, о чем ты думаешь? – Голос Филлис вернул его к реальности.

– Ни о чем, принцесса, – ответил Говард, – во всяком случае, я не думаю ни о чем существенном, Всего лишь вспоминал, как в прежние времена путешествовал на средней палубе.

– В то время ты еще не был знаменит, Говард!

– Да, разумеется. Но был ли я тогда другим?

Филлис пожала плечами и замолчала.

Со стороны мостика подошел Кидик. Он махал конвертом над головой и кричал издалека;

– Леди и джентльмены, сэр Джон Рейнольдс, капитан этого прекрасного судна, оказывает нам честь и приглашает на частный капитанский ужин. Как я уже говорил, все, за что берется Кидик, он делает основательно. Такой чести удостаиваются лишь немногие.

Ужин в маленьком салоне капитанской каюты на верхней палубе не был лишен определенной пикантности. Не только из-за того, что Филлис надела экстравагантное блестящее платье со смелым вырезом, которое очень понравилось сэру Рейнольдсу. Пикантным был разговор, который состоялся за обильной трапезой и которым искусно управлял сам Кидик.

После нескольких бокалов шерри и большого количества шампанского сэр Джон осыпал Филлис комплиментами и, поздравив Картера с достойным выбором, спросил у девушки: