Вторая гробница - Филипп Ванденберг (2001)

– Говард, я предлагаю вам тысячу фунтов за лекцию, ко всему прочему вы получите два автомобиля. Если хорошо разработать план турне, вы в день сможете читать по три лекции. Это – три тысячи фунтов в день. Больше, чем зарабатывают Мэри Пикфорд и Глория Суонсон, вместе взятые. Поймите же, мистер Картер, к концу турне вы будете богатым человеком!

Картер растерянно взглянул на агента. Не шутит ли он? Не смеется ли над ним? Тысяча фунтов за одну лекцию? Чтобы заработать такие деньги, ему нужно трудиться два года, и это при хорошей зарплате: У Говарда голова пошла кругом при мысли о таких деньгах.

– Ну что? – настойчиво спросил Кидик. В руках у него вдруг появилась пачка белой бумаги. Пять или шесть листов он положил на стол перед Говардом. А рядом – авторучку с золотым пером.

– Эти бумаги после подписания можете оставить себе, – лениво заметил он. – Чтобы вы видели, что Ли Кидик не такой скупой, как все утверждают. И вообще, само собой разумеется, что вы с вашей женой будете останавливаться в лучших гостиницах: «Вальдорф-Астория», «Ритц», «Савой». А для путешествия через океан, естественно, будут забронированы билеты на корабль «Беренгария».

– Говард! – взволнованно воскликнула Филлис, когда увидела, что он еще колеблется, и вручила ему ручку с золотым пером.

Путей к отступлению для Картера не осталось, и он поставил свою подпись под договором.

Вопреки всем ожиданиям состояние Карнарвона улучшилось, и он в сопровождении дочери и врача Бадави успешно добрался до Каира. Бадави настаивал, чтобы лорд лег в клинику, но Карнарвон наотрез отказался. Ближайший корабль в Геную отходил через четыре дня. Это время лорд решил провести в гостинице «Савой-Континенталь», чтобы немного отдохнуть.

Но как только доктор Бадави уехал, у Карнарвона снова начались приступы жара. Он начал бредить, как в Луксоре. Ему казалось, что фараон завладел его разумом. Эвелин сидела у постели отца, делала ему холодные компрессы на лицо, а Карнарвон в беспамятстве разговаривал с фараоном. Иногда интонации становились зловещими и под влажным платком лорд издавал странные звуки, а также говорил от имени Тутанхамона. Его тело в такие моменты казалось застывшим, как у мумии, на лице не отражалось никаких эмоций. Лорд лишь напряженно шевелил губами. После первой ночи, проведенной наедине с отцом, Эвелин была так напутана, что отправила матери в замок Хайклер телеграмму:

«Отец смертельно болен тчк Приезжай так быстро как сможешь тчк

Эвелин».

В те нечастые моменты просветления, которые у Карнарвона случались все реже, лорд по-прежнему отказывался обследоваться в клинике.

– Если мне суждено умереть, – спокойно сказал он, – то пусть лучше это случится в приличном отеле, а не в убогой каирской больнице. Это плохо будет смотреться в моем некрологе.

В следующую бесконечную ночь Эвелин попыталась развеять эти мрачные мысли отца, но когда она начала говорить, лорд снова впал в горячечный бред. Он бормотал нечто странное:

– Это я, побеждающий все народы, правитель обеих земель, живое воплощение жизни. Того, кто нарушит мой покой, будет преследовать Осирис с горящими глазами. И жизнь его завершится еще прежде, чем Ра протянет свою лучистую руку.

– Папа! – Со слезами на глазах Эвелин бросилась на грудь отцу. – Ты меня пугаешь! – Она убрала мокрый платок с лица лорда. В тот же миг ночную тишину разорвал пронзительный крик. Эвелин окаменела. Под платком, которым она накрыла лицо отца, чтобы снизить жар, лежала иссушенная голова мумии. Желто-коричневая кожа лопнула в некоторых местах, так что стали видны кости черепа. Волосы были засыпаны пылью и походили на ломкую солому. Но самым страшным были глаза. В центре каждого виднелась маленькая черная жемчужина, отмечавшая зрачок. Несмотря на неподвижность тела и все остальное, мумия была живая. Эвелин отчетливо видела подергивание век, которые, казалось, в любой момент могли рассыпаться в пыль.