Путешествия по Африке - Василий Васильевич Юнкер (2010)

Я провел с Казати немало приятных часов, и мы внутренне сблизились сильнее, обменявшись воспоминаниями о родине, как бы проводив друг друга домой. Он получил в посылке из Хартума хороший табак, который сделал еще более приятными эти спокойные часы бесед.

Подданные Мамбанги, провожавшие нас на станцию, вернулись на следующий день домой, но я попросил Гауаша, чтобы сначала перед ними проделала маневры регулярная часть, чтобы они могли как следует рассказать своему повелителю о боеспособности солдат и их превосходстве над туземцами. За этим последовало нечто вроде национального празднества, в котором приняли участие и абармбо со своими военными играми, танцами и песнями; даже один драгоман станции очень проворно и ловко танцевал любимый сольный танец мангбатту. Не обошлось и без речей по поводу мира, и обо всем этом гонцы должны были сообщить Мамбанге.

Багаж Казати остался в Тангази, поэтому он лишь недолго пробыл у нас. Уже 25 сентября он был готов к отбытию. Но тут наступили события, которые затянули мое пребывание на станции на неопределенное время. Основной причиной было общее недовольство и страх гарнизона станции. Солдаты так громко и взволнованно обсуждали событие дня (предстоящий отъезд Казати), что Гауаш приказал им построиться, после чего они мне демонстративно пожаловались на отъезд Казати и высказали опасение, что и я уеду. Для нас это было очень лестно, но тем не менее характер их выступления не мог не рассердить меня, потому что это была заслуживающая наказания демонстрация, выразившаяся в заявлении, что они, как только я уйду, тоже оставят станцию и вражескую страну. Естественно, я резко отчитал их и сказал, что, если бы они осмелились на нечто подобное в нашей стране, каждый пятый или десятый из них был бы беспощадно казнен, потому что они подняли открытый мятеж против Гауаш-эфенди, их командира. И если они действительно хотели, чтобы мы остались на станции, то они должны были бы отказаться от мятежного выступления, потому что это наверняка не заставит меня остаться дольше, чем я хотел. Подавленные молодцы отступили, после чего Гауаш рассказал мне, что они уже давно недовольны и стремятся обратно в Макарака, так как у абармбо они не получают мясных пайков, а лишь одну банановую муку, к тому же не могут оставлять станцию и заниматься излюбленной фуражировкой для покрытия своих мелких нужд. Они также боялись, что после моего ухода Мамбанга снова нападет на них, тогда как им было известно, что имелось всего около 3000 ремингтоновских патронов, а пистонов для ружей, заряжавшихся с дульной части, уже сейчас не хватало, и мне пришлось отдать сто штук из собственного запаса. Учитывая эти обстоятельства и желая предотвратить возможную катастрофу, я решил остаться на станции до тех пор, покуда не прибудет либо Эмин-бей, либо новое подкрепление амуницией и солдатами. Я сообщил об этом Эмин-бею, а талсже солдатам. Но Казати уехал, и при этом снова выявилось, как мало готовы были помочь делом уже дружественные абармбо, потому что, хотя Буру со своими людьми и бездельничал ежедневно по многу часов в селении, для Казати нельзя было найти и пяти носильщиков. Гауаш приказал тогда перенести к Уэле немногочисленные и легкие грузы людям своей станции.

Часто появлялись перебежчики из вражеских племен абармбо. Они тосковали, стремились вернуться к своим хижинам и полям, но большая часть еще бродила по глуши. Самым упрямым из них был Бобели, который тянул за собой на гибель и остальных.

Сообщение с Мамбангой после моего возвращения вначале еще поддерживалось через гонцов. Сначала гонцом был Дембе-Дембе, затем другие. Но если случалось, что гонец задерживался на несколько дней, то сразу вновь строились самые дикие предположения, которые прекращались с возвращением посланца, обычно с подарками от Мамбанги Гауашу.