Хлеб великанов - Мэри Уэстмакотт (1930)

– Просто поверить не могу, что мой ребенок может быть немузыкальным, – обиженным тоном продолжала Майра. – Когда мне было восемь, я уже играла довольно сложные пьесы.

– Музыкальность проявляется по-разному, – рассеянно промолвила Нина.

Майре это показалось одним из тех глупых замечаний, которых и следует ожидать от представителей семейства Дейров. Либо человек музыкален и, следовательно, умеет играть пьесы, либо он не музыкален и не может этого делать. Вернон явно принадлежал ко второй категории.

3

Мать няни заболела. Для детской это явилось беспрецедентной катастрофой. Няня, мрачная и краснолицая, упаковывала вещи с помощью Сузан-Изабел. Вернон стоял рядом, полный сочувствия и в то же время любопытства, которое побуждало его задавать вопросы.

– Твоя мама очень старая, няня? Ей сто лет?

– Конечно нет, мастер Вернон! Сто лет, вот еще!

– Ты думаешь, она умрет? – продолжал Вернон, помня, что мать кухарки заболела и умерла, и изо всех сил стремясь проявить доброту и понимание.

Няня не ответила.

– Сузан, достань сумки для обуви из нижнего ящика, – обратилась она к горничной. – Поживее, девочка.

– Няня, твоя мама…

– У меня нет времени отвечать на вопросы, мастер Вернон.

Вернон присел на край обитой ситцем оттоманки и задумался. Няня сказала, что ее матери меньше ста лет, но она, должно быть, все равно очень старая. А ведь и сама няня казалась ему достаточно старой. Мысль о том, что кто-то может быть еще старше и мудрее ее, ошеломляла. Странным образом это превращало няню из фигуры, второй по значению после Бога, в обычное человеческое существо.

Вселенная меняла очертания вместе со смещением шкалы ценностей. Няня, Бог и мистер Грин отодвигались на задний план, уступая место маме, папе и даже тете Нине. Особенно маме, похожей на принцессу с длинными золотыми волосами. Ради нее Вернону хотелось сразиться с драконом – блестящим и коричневым, как Чудовище.

Как звучало это волшебное слово? Брамаджем! Принцесса Брамаджем! Такое слово можно шептать тайком по ночам вместе со словами «черт возьми» и «корсет».

Но мама никогда не должна это слышать. Вернон прекрасно отдавал себе отчет в том, что она бы только рассмеялась – мама всегда смеялась, и от ее смеха все внутри съеживалось. При этом она говорила вещи, которых он терпеть не мог: «Правда, дети ужасно забавные?»

Вернон-то знал, что он ничуть не забавный. Ему вообще не нравилось это слово – оно напоминало о шутках дяди Сидни. Если бы только мама не…

Сидя на скользком ситце, Вернон озадаченно нахмурил брови. Ему внезапно представились две мамы: золотоволосая принцесса, о которой он мечтал и которая ассоциировалась у него с закатами, волшебством и сражениями с драконами, и женщина, которая смеялась и говорила: «Правда, дети ужасно забавные?»

Вернон вздохнул, беспокойно ерзая. Няня, покраснев от усилий, связанных с попытками закрыть чемодан, повернулась к нему:

– Что случилось, мастер Вернон?

– Ничего.

Лучше всегда отвечать «ничего». Тогда никто не узнает, о чем ты думаешь…

4

В период царствования Сузан-Изабел детская сильно изменилась. Можно было вести себя как угодно – Сузан лишь грозилась пожаловаться маме, но никогда этого не делала.

Сначала Сузан нравились положение и власть, которые она приобрела в отсутствие няни. Они продолжали бы ей нравиться и дальше, если бы не Вернон.

– Не знаю, что на него находит, – говорила она своей помощнице Кэти. – Иногда он превращается в настоящего дьяволенка. А как он хорошо вел себя с миссис Пэскал!

– Ну, с ней особо не покапризничаешь, – соглашалась Кэти.

И они продолжали шептаться и хихикать.

– Кто такая миссис Пэскал? – спросил однажды Вернон.

– Ну и ну, мастер Вернон! Неужели вы не знаете фамилию вашей собственной няни?