Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

Но подобные размышления не имели ничего общего с методом дедукции, заключавшимся в серьезном анализе ситуации. Эплби пришла в голову (быть может, потому что он так или иначе собирался побеседовать с доктором Чоуном) уместность в данном случае психоанализа сновидений. Ибо вновь вернулось ощущение: праздник в честь Паука во многом напоминает сон – нереальный и сбивающий с толку сон незадолго до пробуждения. Именно такую пугающую и смутно драматическую обстановку создавали вокруг себя гости мистера Элиота. Высокие стены, холод и сырость, дневной свет, окрашенный в синие тона, едва проникавший сверху; серые краски с прихотливыми вкраплениями черного. Все это делало общую композицию наполненной жизнью, но и отталкивающей, как те полотна средневековой испанской школы, на которых фигуры превращенных в карликов людей суетились, словно не понимая, что окружены непреодолимыми стенами без окон, как в тюрьме. Или это был еще более кошмарный сон. Тот, где люди превращались в рыб, плававших в огромном аквариуме, где округлая фигура сэра Арчибальда Элиота служила прообразом живой батисферы, а мисс Кейви в наряде из зеленоватого шелка представала огромной треской, с холодным безразличием смотревшей сквозь заросли водорослей. В этом аквариуме отсутствовало только самое важное – тишина. Все что-то говорили, причем в резких и решительных тонах. Тимми мимоходом мрачно заметил, что это напоминает ему сборище умалишенных, какой-то корабль дураков.

Из-за кулис донеслись звуки смягченных ударов, словно ребенок, впервые взявший в руки молоток, пытался прибить на место отвалившуюся доску. Голоса от этого сделались только выше и громче, и Эплби задался вопросом, только ли у него в ушах еще стоял звон часов, по чьей-то прихоти отбивавших двенадцать в разное время. Прошлым вечером весь Раст был проникнут предвосхищением неизбежного зла, только еще грозившего нанести удар. Демонстративное пренебрежение к опасности со стороны мистера Элиота восстановило равновесие в умах, а предостерегающего сигнала, поданного часами, большинство не услышали или не поняли правильно. Эпизод со свиньями воспринимался как некий трюк, а потому к нему относились легкомысленно и даже весело. «И либо это действительно так, – думал Эплби, – и заговор воистину превращался в дурной сон, который скоро рассеется, либо заговорщик готовил какую-то нежданную и драматическую концовку. Или же, в более полном соответствии с закономерностями сновидений, зло, до сей поры являвшее собой единый неведомый концентрат, сосредоточенное на чем-то одном, постепенно множилось, охватывая всю компанию; ясно же, что собравшиеся разбились на группы, в которых легче скрыть собственное беспокойство». И таким же понятным становился источник всеобщего оживления и веселья. Мисс Кейви оправилась от своих потрясений и готовилась прочитать для всех короткий рассказ «Субботняя ночь в Хауорте». Даже Гиб Оверолл выглядел менее угрюмым, чем обычно. Ему удалось найти книжку стихов, которую Уэдж имел неосторожность выпустить в годы своей беспечной юности, и теперь он лелеял сюрприз в виде декламации образцов его ужасающе бездарных творческих потуг. Праздник постепенно приближался к своей приятной кульминации, и, казалось, только Эплби всерьез задавался вопросом: какой эта кульминация станет?

– Детишки, – раздался вдруг громкий голос прямо над ухом Эплби. – Детские шалости, вот и весь секрет. Не желаешь ли пончик? Я стащил несколько после чаепития.

Эплби повернулся и увидел, что это дружеское предложение сделал ему Кермод, протягивавший ладонь, на которой лежали три пончика в отливавшей мрамором глазури. – Как я обнаружил, они благотворно действуют на желудок после бренди. Ты выпивал, старина Томми? Лично я себе позволил. – И Кермод простодушно улыбнулся.

– Джон, – поправил его Эплби.

– Какой Джон? – Кермод тревожно оглянулся.

– Меня зовут не Томми. Я – Джон.

Кермод выглядел ошарашенным, но вскоре его лицо прояснилось.