Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

Дождь шел весь день и не утих к моменту празднования годовщины. Двадцать один год назад – быть может, в такую же мерзкую влажную погоду – типографские рабочие воскресных изданий делали первые оттиски страниц с краткими, но столь интригующими приключениями Паука. А сейчас все, с годами вошедшие в тесный круг его друзей, готовились к празднику и прекрасно понимали, что главный повод для торжества и веселья по-прежнему дает им неистощимая творческая энергия мистера Ричарда Элиота. Они собирались праздновать, как любые обеспеченные люди, располагающие средствами, досугом и местом, отмечают разного рода домашние даты в дождливую погоду. И намечали представление. Хотя слово устарело и почти никем больше не употреблялось. Но, как ни назови, а шли оживленные приготовления к вечеру, уже практически наступившему. Представление планировалось провести в помещении, очень напоминавшем настоящий театр.

Тимми, словно оправдывая слова Уинтера о своей наклонности к экскурсиям, показал Патришии это странное помещение, отозвавшись о нем с мрачной иронией. Хотя иронично и хмуро был настроен только он сам. Патришия ко всему проявляла живой интерес. В большом, похожем на квадратную цистерну зале, где притаился театр Раста, царила почти полная темнота. Был он детищем сэра Джервейса Элиота, а поскольку сэр Джервейс не располагал достаточными финансами, то и вид театр приобрел более чем скромный, причем последующие вложения средств мистером Элиотом почему-то не развеяли этого впечатления, а лишь усугубили. Сам сэр Джервейс не страдал болезненной страстью к домашним театральным спектаклям, испытывая к ним лишь небольшой интерес. Но случилось так, что его слуги решительно отказались и дальше жить в сыром подобии погреба, отведенном им хозяином, и на сэра Джервейса снизошло счастливое озарение. Прислугу он переселил в пустовавшие за ненадобностью оружейные комнаты, а в погребе оборудовал маленький театр. Оказалось, что если снять полы, – а это получилось удивительно легко, – то тесный погреб превращался в достаточно обширный подвал, имевший форму куба.

– Воистину царство меланхолии, – сказал Тимми.

– Но ведь любой пустующий театральный зал навевает ее.

– Однако не такую глубокую, как здесь.

Какое-то время они молча осматривались.

– Что ж, – сказала Патришия, – если бы у меня был свой театр, я бы постаралась найти в этом светлые стороны. – И, чтобы сгладить невольно прозвучавший в ее словах сарказм, спросила: – Кстати, где здесь светлая сторона?

Тимми подозрительно на нее покосился.

– Если говорить с архитектурной точки зрения, то это, вероятно, высота от пола до потолка. Для домашних театров большая редкость – иметь зал в два этажа.

Они взобрались на сцену и задрали головы к темному потолку, видневшемуся сквозь пересечение балок для подвески декораций, сквозь шкивы и блоки с продетыми в них веревками. Под самой крышей располагалось несколько окошек с синими стеклами, и только через них сюда проникал хоть какой-то дневной свет.

– Здесь чувствуешь себя словно в заледенелой пещере, – продолжил Тимоти, причем невольно оживил в сознании Патришии образы пращуров Элиотов с их непреклонными характерами. – Видишь, сколько там места – в темноте под потолком. Можно спрятать что угодно. Хотя вряд ли кто-то отважится на дерзкую выходку сегодня вечером.

Но сказано это было таким неуверенным тоном, что не оставалось сомнений: сам молодой сквайр внутренне готовил себя к любым сюрпризам.

– В крайнем случае разыграют шарады или маленькую пьеску. И пусть это будет «лубо́в» – он постарался смягчить смысл, который вкладывал в это слово прежде, – или любая другая тема из папиных книг. У них все равно получится низкопробная хохма, как всегда. Нечто абсурдное.

– А я часто думаю, – сказала вдруг Патришия, – что порой даже не отдаю себе отчета, насколько абсурдно выгляжу. У тебя когда-нибудь возникает подобное ощущение?