Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

Подобно всем впечатлительным людям, мисс Кейви честно выдавала желаемое за действительное и охотно подменяла понятия. Она вовсе не хотела, чтобы щенков вешали, и даже не догадывалась, как такое могло взбрести в голову тому мужчине. Это был молодой еще человек, воплощавший собой, по мнению мисс Кейви, наилучший тип сельского жителя, и она беседовала с ним о самых общих вопросах исключительно в целях более полного понимания настроений и языка народных масс. Она любила тип здорового духом, физически крепкого, немногословного провинциала, не реагировавшего на капризы природы. Мисс Кейви накапливала такого рода материал, как правило, довольная проделанной в гуще народа работой. Иногда она выбирала людей постарше, которых разделяла на части, а потом снова соединяла с помощью своей пишущей машинки, сидя рядом с камином в фойе какой-нибудь деревенской гостиницы. И дух самой Джордж Элиот, несомненно, витал где-то рядом в такие моменты. Но чаще она все же отдавала предпочтение молодым, и тогда из ее записок рождались образы, многим казавшиеся поразительно схожими с героем «Любовника леди Чаттерлей», как и сами тексты, из которых она убирала слова и выражения, способные помешать ее сочинениям занять место на полках пуританских библиотек. Именно в поисках нового материала мисс Кейви и вступила в беседу с молодым человеком в Расте. Разговор начался вполне дружески, но постепенно перерос в весьма доверительный, а по ходу откровенного рассказа о себе мисс Кейви не могла не упомянуть о проблеме, с которой столкнулась в своем творчестве. Молодой человек предложил ей подняться по лестнице в амбар. И мисс Кейви согласилась. На улице как раз пошел дождь, объясняла она причины такого поступка.

Задним числом мисс Кейви считала, что неискушенного деревенского паренька, видимо, испортили контакты с городскими жителями. Оставив ее в амбаре, он ушел, но вскоре вернулся с двумя щенками, мотком веревки и крюком, напоминавшим те, на которых мясники подвешивают разделанные туши. Одного щенка он повесил в петле, а второго проткнул крюком: к счастью, при этом был, видимо, задет какой-то важный орган, потому что маленькое создание испустило дух мгновенно. Но крови вытекло много, и мисс Кейви сделалось дурно, причем так дурно (ну, не ирония ли судьбы вновь вмешалась?), что она не запомнила звуков, издававшихся умирающими щенками, и, таким образом, пережила жуткие мгновения совершенно напрасно. Она попыталась сбежать, но спуститься по лестнице в таком состоянии ей оказалось не под силу. И полкроны в результате стали скорее платой за помощь.

Мисс Кейви даже говорила что-то о готовности обратиться по этому поводу в полицию, но ее слова звучали не слишком убедительно.

«Прискорбный инцидент, – подумал Джеральд Уинтер. – Еще одно жизненное событие, которое останется без всяких последствий. Потому что из таких разрозненных эпизодов и состоит жизнь: она не нуждается в их единстве и взаимосвязи. По деревенской улице шатается молодой увалень, не зная, чем себя занять. Он охотно идет на чудовищный поступок, а потом растворяется в небытии, и его действия пропадают втуне. Уже через неделю о нем не вспомнит никто – даже сама мисс Кейви. Еще одна жертва якобы во имя искусства, принесенная совершенно напрасно, потому что искусством там и не пахло».

Уинтер отвлекся от грустных и бесплодных размышлений, чтобы посмотреть на свою подружку миссис Моул, опять с аппетитом уплетавшую безе.

– Вот это – искусство, – неожиданно произнес он.

– Какое искусство вы имеете в виду, мистер Уинтер?

– Безе, потом двадцать четыре часа, наполненных событиями, и снова безе. Поскольку наше сознание легче воспринимает повторяющиеся процессы, в этом воплощен некоторый тип творчества.

– А из того, что мы переживаем на самом деле, творчество не рождается?