Последний из Саларов - Мохаммад-Казем Мазинани (2016)

Ум шазде всегда опирался в основном на породу и происхождение его семьи; по той же причине и его признавали мудрым и рассудительным. Еще несколько лет назад любому, у кого в городе возникали трудности, не миновать было усадьбы старого князя. Шазде был тем самым человеком, который способен воду из арыка, потекшую в сторону, вернуть в ее главное русло. Ему известно было, в какой срок нужно вести коров на случку и когда засевать поля, и в мистерии Ашуры он точно знал, какую роль играет легендарная пальма. Его счастливая звезда сияла высоко, и выпало ему прожить долгую жизнь, почти не болея; точно так же и поля его плодоносили лучше, чем у других, и вода в арыках никогда не иссякала. Разумеется, жизнь его также имела и пятна – черные и багровые, – особенно в молодости и даже в детстве.

Семя, от которого родился шазде, было засеяно в этом самом особняке, ровно за двадцать лет до заключения Ахалского договора, в той самой зале с лепными нишами и отделкой потоков зеркалами, в которой позже зачаты были и единственная его дочь, и двенадцать сыновей – от жен постоянных и временных… Как всё это происходило? Беспомощное барахтанье этих жен (чаще всего – совсем молоденьких девочек), и их умоляющий взгляд снизу вверх, на величественный потолок этого зала; и эти их трогательные шелковые рубашечки с завлекательными фестончиками… И вот, прямо на туркменском ковре, на котором двести лет назад две лани запутались в шелковых нитях, да так и не смогли вырваться никуда, как ни бежали изо всех сил…

…Мирза-хан понял, что старому князю он больше не нужен, и отправился домой, где, кстати, не нашел успокоения. А шазде взял Остатки-Сладки за ручку и пошел с ним на их обычную прогулку по двору, в предвечерней тени чинар, в мужественном запахе от кустиков железняка…

Мальчик задрал головку и так, по-детски, увидел своего прадеда: в бухарской меховой шапке, с тростью из черного дерева… Тот казался даже выше чинар. И мальчик всё больше запрокидывал голову, словно следил за улетающими перелетными птицами, а ножки поднимал так, будто боялся наступить на что-то нехорошее.

Шаркая, из коридора вышел Султан-Али и объявил, с приемами настоящего камердинера, уронив набок голову:

– Господин Шахандэ пожаловали.

– Отлично… Проси. Прямо здесь сядем, в беседке.

Появился господин Шахандэ, дальний родственник шазде, аккуратный и отутюженный, с гитлеровскими усиками, в бостоновом костюме в полоску и с шапкой-пехлевийкой в руке. За границей он выучился на инженера-путейца, и теперь, вот уже несколько лет, с большим количеством рабочих и техников они тянули железную дорогу на Мешхед.

Шахандэ, заходя в беседку, увитую иранским шиповником, нагнулся под цветками, почтительно пожал руку шазде и уселся, переводя дух.

– …Очень приятно, очень приятно! – Задержав взгляд на Остатки-Сладки, он спросил: – Имею честь видеть сыночка вашего?

– Куда там! – старый князь нахмурился. – Наследник более далекий: он внук Салар-хана, сын господина Капитана.

– Ну что ж, иншалла, ваша светлость и праправнука увидит.

– Не богохульствуй, Шахандэ! Жизнь сынов человеческих в возрасте за восемьдесят вообще не идет в счет.

Шабаджи принесла чай и блюдо с абрикосами нового урожая. Остатки-Сладки взял абрикос, съел его, а косточку бросил в бронзовую тарелку, на которой сокол гнался за голубем, но, как ни бил крылами, не мог догнать.

Шахандэ тихо, так, чтобы не потревожить даже черных, усатых рыбок в бассейне, рассказал:

– На днях наследник престола приезжал с инспекцией железной дороги. И по виду его я понял, что он абсолютно, ни на грамм не подходит для управления страной. Факт тот, что от отцовской силы у него, ну… ни жилы нет!