В истории Парижа были времена роста и успеха, как, например, с 1000 по 1300 год, когда на правом берегу расцвела торговля, а на левом – науки, в том числе был основан богословский коллеж Сорбонна. Город пережил и периоды упадка и регресса, бесчисленные голодные годы, вспышки насилия, обусловленные социально-политической напряженностью, кульминацией которых стала революция 1789 года (Jones 2006). После этого Парижу был возвращен статус правящего центра Франции, перешедший было к Версалю. В самом деле, король Людовик XIV (правил в 1643–1715) и его преемники, Людовик XV (1715–1774) и Людовик XVI (1774–1792), не питали особой любви к Парижу и предпочитали жить за его стенами, боясь неотвратимой порчи, которую, по их мнению, нес с собой неуклонный рост города (Ibid.: 199–204). Несмотря на это, к середине XVIII века Париж прославился как город, отличающийся внушительными размерами и «современной культурой», столица изящной словесности и общественного мнения, с ключевым литературным центром в Пале-Рояле (Higonnet 2002). Рост города, численность населения которого в 1789 году достигла 650 000 человек, сопровождался бумом торговли и культуры (Jones 2006: 204). Сюда съезжались интеллектуалы со всего мира, подкрепляя статус Парижа как литературной столицы – «безмонаршей столицы Просвещения», по выражению Джонса (Higonnet 2002: 7; Jones 2006: 199).

В 1789 году революция не только «вернула столицу из Версаля в Париж» (Prendergast 1992: 104), но и возвестила растущую централизацию французской культуры: сосредоточение в городе административной, экономической и культурной мощи – неразрешенный вопрос французской политической жизни, служащий предметом постоянных общественных дебатов (Deyon 1992). Опираясь на исследования Керьена, Прендергаст отмечает, что «столица является политическим и культурным „центром“, который обладает властью и влиянием, необходимым, чтобы контролировать и защищать более обширную „территорию“, чтобы поддерживать „социальную иерархию“ и чтобы „подчинить население… общему наследию» (Prendergast 1992: 14). Эта мысль особенно справедлива в отношении Франции, где сильная центральная власть исторически была отличительной особенностью государства – «французской спецификой», как выразился Пьер Дейон (Deyon 1992: 7; Chartier 2000).

В XVI веке Монтень объявил: «я француз только благодаря этому великому городу [Парижу]… это слава Франции»[7], но поистине сакральное значение господство столицы в повседневной жизни нации и в ее коллективном воображении приобрело после революции. В это время зародилось желание превратить Францию в единый организм, в нацию, чье величие заключалось бы в престиже, приписываемом ее столице, которая тем самым становилась бы «символом согласия между частями и целым» (Corbin 1997: 2858). Территория Франции была разделена на департаменты с четко очерченными границами, что давало возможность более эффективно контролировать ее из столицы (Ibid.; Deyon 1992: 32–33). С этого момента, несмотря на различные проекты, направленные на децентрализацию, политическая, административная и культурная жизнь Франции вращалась вокруг Парижа. Как отметил Ален Корбен, «взяв Бастилию, парижане завоевали право притязать на руководство всей Францией» (Corbin 1997: 2859).